Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) - [52]

Однажды эта привязанность к телу, к жизни исчезает, человек освобождается от цикла рождения и смерти. С отсутствием желания к возвращению назад в тело заканчиваются бесконечные желания, сознание становится свободным и сливается с вечностью. «Поэтому, — говорит Бхагаван, — это не смерть, а рождение в вечности. Или это тотальная смерть, тотальная в смысле, что теперь он не придет больше. А это и есть окончательное достижение. Не существует ничего более высокого… нет ничего выше, чем это».

Эта смерть была экстраординарной, но затем опять была встреча отца и сына — Мастера и ученика. Два существа: одно — уже соединенное с целым и другое — вступающее в него. Это была их последняя встреча. Отец очень любил своего сына. Бхагаван отвечал ему любовью с детства. Во время одной из моих встреч с Дада он с нежностью вспомнил, как однажды во время его болезни Бхагаван, которому тогда было пятнадцать, привычно сделал ему массаж и, несмотря на запрет врача, тайно принес ему сладости и угостил его. Но теперь эта болезнь была последней, и отец и сын были уже другими. Это была невероятная встреча двух существ интимной и еще не разорвавшейся связи.

Бхагаван дал дальнейшее описание этой встречи на хинди в одной из своих лекций:

«В последний день он отправил послание, прямо утром, поэтому я ответил: „Я приду“. Когда я отправил послание о том, что приду, он немедленно информировал меня, что в данный момент в этом нет нужды, не надо беспокоиться. Все же я пошел в три часа. Я был счастлив, потому что его привязанность ко мне, его постоянная потребность видеть меня — эта последняя связь — была разорвана. И когда я сообщил ему, что его комната готова, новая душевая для него построена, через день или два его должны были выписать из больницы, новая машина была уже выписана для него: у него болели ноги и ему было очень трудно ходить, поэтому должна была прибыть новая машина. Услышав обо всем этом, он не проявил никакого интереса ни к новой машине, ни к новой комнате: он только пожал плечами и ничего не сказал. Если бы у него был хоть какой-то интерес, он мог бы вернуться к этой теме. Я был счастлив, когда он пожал плечами. Его пожатие плечами означало, что все это было бессмысленным — теперь все дома были бессмысленными, так же, как и машины. Теперь ничего не надо ждать, ничего не надо было делать».

Так великое празднование началось в Будда — холле около девяти вечера. Ученики кричали, танцевали и пели «Аллилуйя». Этого как раз и хотел Бхагаван. Потому что он говорил:

«Он покинул мир в абсолютном молчании, в радости, в мире. Он покинул мир подобно цветку лотоса, Это было настоящее празднование. И это удобная возможность для вас научиться тому, как жить и как умирать. Каждая смерть должна быть празднованием — но это может быть празднованием, только если это ведет вас к высшим планам существования».

В холле постепенно собралось большинство саньясинов. Я был глубоко в себе, тогда как танец и пение становились все более и более интенсивными.

Около 10.30 тело Дада было перенесено в холл и положено на мраморное возвышение, откуда Бхагаван проводил свои дискурсы. Мама Бхагавана и другие члены семьи в слезах стояли возле тела. Лицо Дада было довольно розовым, и весь он выглядел так, как будто находился в глубокой медитации, не был мертвым. Через некоторое время пришел Бхагаван. Как обычно, он улыбнулся и приветствовал всех поднятыми руками, сжатыми вместе. Затем он положил гирлянду из лепестков вокруг шеи Дада и поклонился. Это была замечательная сцена: энергия в холле была чрезвычайно высокой. Бхагаван коснулся головы своего отца в двух точках. На лекции он объяснил, для чего это сделал:

«Я коснулся его тела в двух местах, один раз Аджна-чакры, потому что здесь было два варианта — либо он мог покинуть свое тело через Аджна-чакру и в этом случае он мог иметь еще одно рождение, только одно. А если он покинул тело через седьмую чакру, Сахасрару, тогда он мог бы не рождаться снова. Вначале я проверил его Аджна-чакру. Я положил руку на его Аджна — чакру, слегка коснулся ее, потому что чакра, через которую уходит жизнь, открывается подобно расцветающему бутону цветка. И те, кто имеет опыт работы с чакрами, могут немедленно почувствовать, всего лишь прикосновением, откуда уходит жизнь. Я был очень рад увидеть, что его жизнь не уходит через Аджна-чакру. Тогда я коснулся его Сахасрары, которая также известна как „тысячелепестковый лотос“, и обнаружил ее открытой. Он вылетел через седьмую дверь».

На несколько минут Бхагаван, улыбаясь, оставил холл, и немного спустя тело было перенесено на ближайшую кремационную землю, при этом его сопровождали сотни саньясинов, одетых в шафрановые робы и певших «Радуйся, радуйся». Около двух часов утра тело было помещено на погребальный костер и его подожгли. Когда пение и танец достигли своего пика, оранжевые языки пламени поглотили тело, и вся кремационная земля окрасилась в оранжевый цвет.

Бхагаван очень детально рассказывал о смерти, о многих ее измерениях, которые он пережил в жизни, и о ее многогранности. Главная цель его состояла в том, чтобы сделать из своих учеников людей, понимающих этот феномен, и при этом он использовал его как средство для полного развития их восприятия самой жизни. Его раскрытие глубоких тайн смерти в основном базируется на его непосредственном переживании глубочайшего значения смерти, а не только на интеллектуальной концептуализации ее. Настоящая причина того, почему смерть остается загадкой для Запада, видимо, состоит в том, что люди никогда не сталкивались со смертью без какой бы то ни было попытки проинтерпретировать ее своим рассудком. Фактически все западное отношение к смерти является одним негативным приятием. Смерть рассматривается как конец жизни, как неминуемая реальность, которой бросают вызов со страхом и которую принимают с большим сопротивлением. Тогда остается только один путь рассмотреть ее и тем самым избежать, от нее привыкли убегать с помощью интеллектуального рассмотрения. Люди на Западе рассматривают смерть как объект, не только отделенный от жизни, но и противоположный ей.