Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) - [19]

Этот период был не особенно значителен для занятий Раджнеша и его образования. Скорее он был более важен необычайной интенсивностью поиска вечного. Это было наиболее критическое время его жизни. Он был окружен сомнениями и ощущениями тревожащей ненадежности и пустоты. Ситуация становилась все более обостренной, потому что никто не руководил им, никто не следил за ним — он был без Мастера, он был один на пути.

Как было сказано ранее, Раджнеш не мог допустить ничего, не подвергнув предварительно сомнению. Особенно это касалось чьих-либо утверждений о существовании Бога, если эти люди не сталкивались с этим лицом к лицу, если не пережили этого лично. Он вопрошал обо всем, он отвергал все, включая и такие просветленные личности, как Кришна, Махавира, Будда, Иисус, и такие писания, как Веды, Упанишады, Библия и Коран. Таким образом, то, что он сейчас реализовал эти источники, не означает, что они помогли ему — его поиск в то время был абсолютно личным поиском. Из слов Бхагавана:

«В любой маленькой вещице было только сомнение, сомнение и ничего, кроме сомнения. Вопросы оставались без какого-либо ответа. В некотором смысле я был похож на сумасшедшего. Какое-то время я боялся сам себя. Я мог стать полностью безумным. Я не мог спать ночью.

Днями и ночами… вопросы кружились вокруг меня… Я был далеко в море, так сказать, без какой-либо лодки или берега. Любые лодки были там, я мог сесть в них или отринуть их. Здесь было много лодок и много моряков, но я… не хотел ступить ни в одну из них. Я чувствовал, что лучше тонуть самому по себе… чем шагнуть в какую-либо из лодок. Или жизнь должна была вынести меня, или я должен был утонуть, я чувствовал, что я должен был принять это погружение.

Я находился в высшей степени помрачения сознания. Как будто я падал в глубокий и темный колодец. Мне много раз снилось, что я падаю и падаю, лечу все глубже внутрь бездонного колодца. И много раз я… пробуждался ото сна весь в поту, в испарине, потому что падение было бесконечным, ни земли, ни места, где могли бы отдохнуть мои ноги… передо мной не было ясного пути. Вокруг была темнота. Каждый мой шаг был в полной темноте — бесцельный и сомнительный. Я был полон напряжения, чувства ненадежности и опасности».

И нельзя было убежать, и не было ни одной отдушины. Он знал очень хорошо, что столкнулся с критическим временем своей жизни: при малейшем порыве бессознательного или потере терпения, или нехватке мужества он мог стать неистовым сумасшедшим. Опять же ситуацию привело к такой критической точке отсутствие Мастера. Он искал его долго и тяжело, но не мог никого найти. «Очень трудно найти Мастера, — признается он, — исключительно трудно найти существо, которое стало несуществом, редко можно найти присутствие, которое есть почти отсутствие, редко можно найти человека, который есть просто дверь к божеству, открытая дверь к божеству, которая не будет вам мешать, через которую вы сможете пройти. Это очень трудно… Да, иногда это происходит, и личность может работать без Мастера, но такое путешествие очень опасно».

Эта тревожно-интенсивная и меняющаяся ситуация продолжалась целый год. Она привела Раджнеша к очень трудному состоянию ума. Бхагаван описывает, через что он прошел за этот период:

«В течение почти целого года было невозможно понять, что происходит. Даже остаться живым было очень трудно, потому полностью исчез аппетит. Шел день за днем, а я не чувствовал ни жажды, ни голода Я должен был заставлять себя есть, заставлять себя пить Тела как бы не существовало, и я должен был причинить себе боль для того, чтобы почувствовать, что остаюсь в теле. Я стучал головой о стену, чтобы почувствовать, здесь ли еще моя голова или нет. Только когда это причиняло боль, я начинал немного чувствовать свое тело.

Каждое утро и каждый вечер я пробегал от пяти до восьми миль. Люди думали, что я сошел с ума: почему он бегает так много? Шестнадцать миль в день! А я это делал как раз для того, чтобы почувствовать себя — не потерять контакт с самим собой… Я не мог ни с кем говорить, потому что все стало таким непоследовательным, что даже сформулировать одно предложение стало трудным. В середине предложения я забывал то, о чем говорил: на полпути я забывал, куда иду. И возвращался назад…

Я заперся в своей комнате. Я сделал это для того, чтобы не общаться, чтобы ничего не говорить, потому что сказать что-либо было равносильно тому, чтобы сказать, что я сумасшедший.

Это продолжалось целый год. Я просто лежал на полу, смотрел в потолок и считал от одного до ста и обратно, от ста до одного. Способность считать была тем немногим, что у меня еще осталось. Опять и опять я забывался. Повторное обретение фокуса заняло у меня один год, только после этого года я нашел перспективу.

Не было никого, кто мог бы поддержать меня, не было никого, кто мог бы сказать, куда я иду и что происходит, — фактически каждый был против… мои учителя, мои друзья, мои доброжелатели».

В течение этого необыкновенно трудного времени Кранти проявляла большую заботу о Раджнеше и относилась ко всем его нуждам с любовью и пониманием. Раджнеш часто жаловался на жестокие головные боли, причинявшие Кранти большое беспокойство. Она и ее брат Арвинд очень хотели сделать что-нибудь, найти какое-нибудь лекарство против головных болей, но Раджнеш попросил их не беспокоиться, так как не было ничего, что могло бы помочь ему.