Я вижу твои губы - [13]

— Я тут ни при чём. Катюха почти всю работу сама сделала, — усмехнулась Татьяна. — Королева кадра! Мне это чудо только щёлкать и оставалось.

— Не преуменьшай значение личности фотографа, — улыбнулась Лия. — Если бы не ты, этих снимков вообще не было бы. Ни о ком другом, кроме тебя, её величество королева кадра и слышать не хочет!

— Я не против стать личным фотографом её величества, — проговорила Татьяна с задумчиво-пристальным взглядом — тем самым, который Лия «угадала» по телефону. — Только если её мама разрешит.

— Мама её величества не возражает, — рассмеялась Лия.

— Тогда договорились, — сдержанно приподняла уголки губ Татьяна. — Слушай, я к клиенту опаздываю… Не поработаешь личным водителем личного фотографа её величества?

Лия завела двигатель, включила кондиционер: день был жаркий.

— Нет проблем. Куда ехать?

— Тут недалеко… Я покажу.

Через десять минут машина остановилась у цветочного магазина. Выходя, Татьяна сказала:

— Подожди меня, не уезжай, ладно? Я сейчас.

— Опять «буквально на минуточку»? — двинула бровью Лия.

Настала очередь Татьяны смеяться.

— Нет… Это другое. Я правда скоро.

— Ну ладно, коли так. А то у меня обеденный перерыв уже кончается. — И Лия постучала по циферблату маленьких изящных наручных часов.

Минуты через три Татьяна села в машину с букетом роз в шуршащей обёртке.

— Я не мастер красивых слов… Надеюсь, мама её величества согласится принять эти цветы в знак моего… гм… безграничного восхищения.

Розы, шелестя упаковкой, вкрадчиво-нежно легли на колени Лии — бархатисто-алый гром среди ясного неба. Цветочный магазин… Как она сразу не догадалась? И пресловутая женская интуиция промолчала, как рыба.

— Гм… Кхм! Похоже, теперь моя очередь убегать буквально на одну минуточку, — пробормотала Лия, не сводя потрясённых глаз с роскошных бутонов насыщенного и глубокого винно-красного цвета. — Ты умеешь делать сюрпризы…

— Так само получилось, — сказала Татьяна просто и серьёзно. — Ты позволишь?

Бережно взяв руку Лии, она склонилась и коснулась её губами — легонько и как будто неуверенно, но во взгляде не было и тени робости, когда она снова подняла лицо. Мягко пригвождённая этим взглядом к месту, Лия безропотно подставила губы — только ресницы затрепетали и сомкнулись в поцелуе.

С обеденного перерыва она вернулась с получасовым опозданием. Букет она сперва хотела малодушно оставить в машине, но, решительно встряхнув головой, передумала и гордо понесла его в кабинет, чтобы поставить в воду.

…Ветер, набирая штормовую силу, трепал выбившиеся из узла пряди волос. В груди смерчем поднималась тревога, но Лия подставляла лицо порывам. Только когда засверкали первые вспышки молний, она вернулась в комнату.

Катюшкин рисунок Тинка хотела взять с собой в больницу, но впопыхах забыла — так он и остался висеть над кроватью, приколотый булавкой к настенному ковру — старому, ещё советских времён. Ночь перед отъездом Тинки на операцию Лия с Катюшкой провели у Татьяны; Лия заварила индийский чай со специями и молоком, а бабушка испекла пирог с вишней. Татьяне предстояло сопровождать сестрёнку туда и обратно.

Позавчера Татьяна позвонила: операцию сделали, позвоночник удалось выпрямить по максимуму, хоть и не до конца. Некоторая кривизна сохранялась, но теперь органы не были сдавлены и располагались правильно. Особенно важно это было для лёгких. «Теперь Тинке будет легче дышать, — сказала Татьяна по телефону. — И петь». Она провела бессонную ночь возле реанимационной палаты, и в её голосе Лия чувствовала усталость и вместе с тем — облегчение.

Несмотря на обнадёживающие новости, бабушка так волновалась, что Лие приходилось навещать её каждый день — благо, она как раз ушла в отпуск. В отсутствие внучек они с Катюшкой стали основными «жертвами» ватрушко-блинно-пирожковой диктатуры Лидии Тимофеевны.

— Лиечка, Катюшенька, пойдёмте блинчики кушать! Со сметанкой, с черносмородиновым вареньем…

Катюшка радостно протопала вприпрыжку на кухню. Блины она обожала с чем угодно: хоть со сметаной, хоть с мясом, хоть с вареньем, хоть просто с маслом и сладким чаем.

— Уже идём, Лидия Тимофеевна, — отозвалась Лия, обречённо направляясь следом за ней для блинной «экзекуции».

А что тут ещё скажешь?..

На Катюшкином рисунке Тинка спускалась с крыльца на своих ногах; в действительности же на такое чудо надеяться не приходилось. Хотя бы легче дышать, а главное — петь. И прожить, быть может, не тридцать лет, а… Впрочем, кто его знает, как всё обернётся?

Пытка румяными, узорчатыми блинами на молоке достигла своего апогея, и только телефонный звонок спас Лию от печальной участи. Увидев на экране «Таня», она с блинчиком в зубах выскочила из-за стола и метнулась в комнату.

— Тань?! Ну, что там, как вы там?! — Получилось не вполне внятно, но Лия прилагала титанические усилия, чтобы скорее прожевать и проглотить.

— Привет… Что у тебя с голосом? — засмеялась Татьяна. — Кто тебе там рот зажимает?

— М-м-м… Меня тут пытают! Блинный кляп пытаюсь доесть, — промямлила Лия.

— А-а… Ба в своём репертуаре, — усмехнулась Татьяна. И добавила уже серьёзнее: — Ну что… Новости кое-какие есть. Возникли некоторые осложнения, Тинку опять положили на операционный стол. Прооперировали повторно.