Я видела детство и юность XX века - [14]

Шрифт
Интервал

Наша руководительница задалась одной целью — подкормить нас. Поэтому вечерами мы давали концерты в ближайших деревнях и поселках, выступали ученики балетной группы, а остальные устанавливали примитивные декорации, помогали своим товарищам переодеваться. Выступали с чтением стихов, с акробатическими номерами. Платили нам продуктами.

Вернулась я в Москву окрепшей и с радостью узнала, что мама записала меня в школу на Плющихе. Наконец-то я буду учиться!

Но занятия велись «по плану Дальтона»[16]. Настоящих уроков у нас не было. На уроке французского учитель писал на доске два-три слова, мы их должны были списать и под каждым из них картинкой объяснить их значение. На уроках географии нам давали задание: слепить город, горы, северное сияние. Я из картона сделала село, которое потом съели мыши. Из всех учителей один только не признавал никакого «плана Дальтона» и пробовал с нами серьезно заниматься математикой: давал нам задачи с трубами, из которых течет вода, с поездами, мчавшимися навстречу друг другу, — все это нам казалось скучным, и учком[17] уволил этого педагога. Мы ставили спектакли, устраивали диспуты, делали доклады. Нам было предоставлено право самим составлять программу и решать, какие предметы нам нужны.

Ходила я в эту школу около месяца. Потом уехала к Илье в Берлин. Провожать меня пришли моя семья и все три тети. Маня меня спросила, не грустно ли мне расставаться с родными. Нисколько, — ответила я чистосердечно. Мне интересно увидеть другую страну. К тому же я ехала к Илье, у которого я была единственной дочерью.

Я оказалась одна в купе. Сразу съела все, что мама мне дала на дорогу, и легла спать. Среди ночи меня разбудил проводник. Красный от ярости, он топал ногами и что-то кричал мне, он напомнил мне мамину вспыльчивость. Наконец я догадалась, что мне полагалось спать на верхней полке. Я перелезла, и проводник сразу успокоился, а нижняя полка до самого Берлина так и осталась свободной. На вокзале Ильи не оказалось. Вероятно, я вышла не на той станции, но я не растерялась, дала извозчику записку с адресом, а Илья с Любой, его женой, ждали меня у пансиона, где мы прожили несколько недель. Потом мы поехали в Бельгию и провели там лето. Я купалась и бегала по дюнам, а Илья все время работал. Осенью мы поселились в Париже. Илья меня отдал в школу и нанял преподавательницу. Она учила меня французскому языку, я начисто его забыла.

Лотарингская школа

Заметки французской школьницы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Вчера, перед отъездом в Москву, де Бурже принес мне газеты: «Пари суар», «Матэн», «Фигаро», «Пари миди». Повсюду он обвел жирной синей чертой заметки, в которых говорилось о преступлении Габи. Весь вечер я не могла думать ни о чем другом:

«Розыски Габриэлы Перье остаются безуспешными». «Амазонка в автомобиле. Студентка ограбила американца».

«Вчера, 28 июля, американец Юджин Сандерс, 80 лет, познакомившийся с хорошенькой француженкой, 20-летней Габи Перье, окончательно разочаровался в прекрасных парижанках. Великолепная ночь проведена в танцульках и барах Монмартра. Увы, когда бедный американец захотел оплатить счет в ресторане на площади Бланш, он не обнаружил своего бумажника…

Пока полицейский выслушивал жалобы пострадавшего, Габи Перье исчезла. Швейцар видел, как она уехала в автомобиле американца по направлению к Сен-Лазарскому вокзалу. Молодая преступница — дочь почтенных родителей, потрясенных свалившимся на них горем. Она получила воспитание, основанное на правилах порядочности и нравственности. Тайна подсознательного, так догадываемся мы, влекла ее к преступлению. Потемки человеческого инстинкта — чья человеческая рука осмелится прикоснуться к вашему покрову…»

Идиоты!

«Статистика показывает, что растущая преступность среди молодого населения превращается в опасное общественное явление. Это поколение пугает нас. Начиная с угрюмых вырождающихся низов и кончая культурной средой, на которую Франция возложила свои надежды на будущее, повсюду угрожающе растет преступность. Мы должны задать себе вопрос, чья вина в этом. Кто причина этого морального одичания. Наш долг обратить внимание родителей, наставников и руководителей школ на опасность той излишней свободы, которую они предоставляют вверенным их попечению детям…»

Вот как!

«Бедные послевоенные дети. Их характеры преждевременно завяли в жарком ветре нашего века, как нераспустившиеся бутоны…»

Этим все оказано. Мы — послевоенные дети: и Молино, и я, и Габи.

Габи стала Преступницей. Никто в этом не виноват. В этом виновата «пагубная свобода», «ветер нашего века», может быть, темные инстинкты, «врожденная» склонность к воровству?

Директор школы удивился бы, если бы кто-нибудь вздумал его обвинять. Редактор был бы возмущен, если бы кто-нибудь потребовал, чтобы он вместе с Габи был посажен на скамью подсудимых. А составители учебников, по которым мы занимались, взбалмошная и скупая мать Габи, экзаменаторы, знакомые, учителя!

Глава 1

Я встречаюсь почти со всеми своими бывшими товарищами по школе. Жизнь каждого известна мне. Они делятся со мной надеждами и успехами. Они удивительно быстро стали взрослыми. Мне странно подумать, что какие-нибудь три года назад мы имеете шатались по улицам, устраивая хоровод.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.