Я видел Сусанина - [35]
— А вот это — почувствуешь? Тварь вонючая!
В сводчатом сумеречном зальце воеводских хором зажгли свечи, отсвет их на коврах — кроваво-красный, трепещущий. Угодливо расторопный Матвей Плещеев, новый ростовский воевода, сам читает стабунившимся у стола панам в кунтушах роспись лугов и пашен окрест Ростова, и на каждый клочок земли, на каждую деревеньку тотчас оглашается иноземный владелец. Но владельца оглашает не воевода и не дьяк, а сам ротмистр-шляхтич — усатый, с продавленным носом и квакающим злым голосом Ян Яздовский:
— Ты берешь Стрелы на Которосли, пан Бундзило.
— Согласен ли на село Спасское, пан Харбечь Казимир?.. Кому приглядно село Сулость?
Воевода Плещеев мотнулся в сторону пана:
— Сулость, хе-хе, вотчинка Шестуновых: Федор Шестун справно служит нам, — пояснил торопливо, с подобострастием. — Сын Федора тамо, две дщери взрослые…
— Мягки дщери-то? — гоготнул пан-ротмистр, играя короткой витой плеткой. — Пиши их, воевода и дьяк, пану Резицкому… И Сулость, и русских дщерей.
— Григорцево — тебе, Ян Пшибось.
— Шушбол с пашнями… Виттольд, здесь ты?
Звенят шпоры и ножны сабель, гудит шляхта заносчивая, златокафтанная…
Но вот распахнулась от резкого пинка дверь.
— Русские рубятся! — гаркнули в сенях. — Вельяминов и Жеребцов сабли вынули.
— Пся крев, пусть играют. У них кольчужки.
— Драгуны-ы ввязались! — кричал кто-то совсем уж визгляво. — Иезус Мария, мятежу быть!
Пан Яздовский, дернувшись, хлестнул плетью по росписям воеводы:
— Сказано — гнать всех дворянишек в лес! — квакнул он. — Разнять л-лайдаков! В дозор их, за город!
А утром — гостинчик шляхетскому войску: исчез в полночь дозорный заслон Давида Жеребцова. Меньше половины сабель осталось и в дворянском русском отряде Вельяминова. Содружество ополчений, которое так лепил в Тушине пан-полковник Лисовский, рушилось в корне. В самых своих основах! Трещина рассекала победоносную рать.
КОМУ СВЕТЯТ ЗВЕЗДЫ
… Вот они, какие дела!
За семь лет перебедовали семьдесят семь бед, и что ни беда, то петля на горле. Недород хлебов, болезни и мор, а там Годуновых спихнули, а там царевич Димитрий и мятеж в Москве, там царь-людоед Василий Шуйский… Да куда же, господи, малому человеку сунуться? Да сочтешь ли все кары твои, господи, что петлей-удавкой наложил на чернолюдье? Не от хорошей жизни верилось, что не загублен пресветлый Димитрий-батюшка, что поведет он мужика на Москву за новым, желанным порядком, — не укротит ли, мол, вотчинников, хапуг, притеснителей, не прищемит ли Шуйского вместе с боярами-князьями, ах, да куда бы нам, пахотникам, лучше-то!.. А вышло — зашей горе в тряпочку. Не разглядела русская простота, кто за Димитрием идет, чего на Руси ищет…
Вот о чем горевали, каждый на свой лад, костромичи-обозные, выезжая тишком из Боярской пущи.
У просеки, у хвойной пахучей поросли, остановились на совет. Время к ночи, лошаденки подкормлены — куда ехать? Как попасть и Волге, к Ярославлю, минуя Холмы и Семибратов ям?
«Взять левее — захряснешь в лесах-болотах, — тревожно прикидывал в уме Сусанин. — А кубыть вправо?.. Там, слышно, полянишки, сельщина, да ведь и Гаврилов-Ям на старом Московском волоке там же. Шляхты небось полно?.. По всем путям разблошились! Отряды что вихрь сатанинский; поддеть Ярославль норовит с ходу, аки горшок рогачом!»
Дед Иван сумрачно теребил нитки холщовой стершейся рукавицы, обозные тихо гудели под укрытием ельника.
— На лихо нам тот Ярославль? — сказал за всю артель Мезенец. — Вон Филипп-солевар едет с нами, две бабенки с посада: все ходы-норы тут знать должны! — Шагнув к срединному возу, осторожно ступил лаптем на оттяг. — Плохо, Филиппушка?.. А на тебя, братец, наша надея: укажи, как на Кострому править.
Рогожки вверху колыхнулись, послышался стон и тяжкий, бухающий кашель.
— Объездами лучше, кх-х-хе, кх-ххх-о… к Солям Волжским бы вам… не то — к Нерехте. — И затихло под рогожами. Через минуту — вздох через силу: — Испи-ить… дайте.
Филипп с Варницкой — один из мужей-воинов. Он рядом с Олексой держал утренний бой на речке Ишне, он видел сам, как ляхи срубили земского старосту, а после (это уже из рассказов) труп его расчленили изверги, бросали по кускам своре псов. Нет Олексы Ошанина, нет хоробрых мужей-слобожан. Теперь одно бы: доехать к Николе-Перевозу, к своим, в деревню. Очнись, ослабший, отлежись. Ты должен выжить.
— Гаврилов-Ям… объехать, — шептал Филипп, утолив жажду. — Свернуть где запольем — бабенки укажут. Речка там. Броды.
Ночь опустилась на мягких крыльях. В студеном небе, местами еще не выцветшем, пепельно-седом, проклевывались крапинки звезд. Стылые колеи дороги нежно звенели первыми льдинками.
Обозные опасливо покинули ельник, где выжидали сумеречного часа, свернули просекой на большую ямскую дорогу, выставили впереди двух махальщиков. Путь к Ярославлю был соблазнительно тих, совершенно свободен, но все понимали, что вовсе негоже дергать сатану за бороду. Зачем рисковать, если рядом же он, черный-рогатый, рядом и несчастный Ростов, что все еще пылает огнем; прочь с большака скорее, на первый попавшийся проселок!.. Солевар Филипп, к счастью, знал тут наизусть каждое польце и кустик; обоз-порожняк шел ходко; часу не прошло, как блеснула под звездами тихоструйная Которосль, поднялись темные косые крыши строений. Лесное крохотное сельцо!.. С великой бережью перенесли раненого в избушку мельника, Филиппова брата, еле-еле в сенцах доторкавшись. Приречье, оказывается, уже знало о великой беде. Близ полден сельский люд был тут созван по набату — недаром слышали земцы в Боярском, как ревели вдали колокола.
Конец XIX века, научно-технический прогресс набирает темпы, вовсю идут дебаты по медицинским вопросам. Эмансипированная вдова Кора Сиборн после смерти мужа решает покинуть Лондон и перебраться в уютную деревушку в графстве Эссекс, где местным викарием служит Уилл Рэнсом. Уже который день деревня взбудоражена слухами о мифическом змее, что объявился в окрестных болотах и питается человеческой плотью. Кора, увлеченная натуралистка и энтузиастка научного знания, не верит ни в каких сказочных драконов и решает отыскать причину странных россказней.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Андрей Ефимович Зарин (1862–1929) известен российскому читателю своими историческими произведениями. В сборник включены два романа писателя: «Северный богатырь» — о событиях, происходивших в 1702 г. во время русско-шведской войны, и «Живой мертвец» — посвященный времени царствования императора Павла I. Они воссоздают жизнь России XVIII века.
Из великого прошлого – в гордое настоящее и мощное будущее. Коллекция исторических дел и образов, вошедших в авторский проект «Успешная Россия», выражающих Золотое правило развития: «Изучайте прошлое, если хотите предугадать будущее».
«На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел». Великий царь мечтал о великом городе. И он его построил. Град Петра. Не осталось следа от тех, чьими по́том и кровью построен был Петербург. Но остались великолепные дворцы, площади и каналы. О том, как рождался и жил юный Петербург, — этот роман. Новый роман известного ленинградского писателя В. Дружинина рассказывает об основании и первых строителях Санкт-Петербурга. Герои романа: Пётр Первый, Меншиков, архитекторы Доменико Трезини, Михаил Земцов и другие.