Я верю - [61]

На переполненном беспечной публикой тротуаре лежала оглушенная и истекавшая кровью молодая женщина. Мимо нее проносился оживленный поток машин. Одни машины увозили людей из ночных клубов и кинотеатров, а другие везли людей с работы и на работу в ночную смену. Водители мчавшихся мимо машин изумленно глазели на лежавшую у трассы женщину и спешили поскорее убраться подальше, чтобы не быть привлеченными в качестве свидетелей. Несколько пешеходов остановились на тротуаре, посмотрели и прошли мимо. Из магазина вышел мужчина. Он все видел. Он мог бы даже задержать Уилли, но он тоже не хотел, чтобы его взяли в свидетели. Ему как-то не за что было благодарить полицию. Так почему же он должен ей помогать? И скажите-ка, разве должен он помогать этой женщине? Ведь он ее совсем не знал. Поэтому он неторопливо прошелся вперед, остановившись рядом с ней, нагнулся и посмотрел на нее, стараясь угадать ее возраст и профессию. Затем он ощупал ее карманы, интересуясь их содержимым. Но в карманах ничего не было. Тогда он глянул на ее руки и обнаружил, что на одном ее пальце было обручальное кольцо, а на двух других — кольца с камнями. Он бесцеремонно стащил их и сунул себе в карман. Затем, выпрямившись, он пнул ее ногой, чтобы узнать, жива она или нет, после чего скрылся в тени.

В трущобах Калгари[30] кипела бурная жизнь простого люда. В круговороте дней росла преступность, а газетные заголовки вопили о том, что с этим нужно как-то бороться. Газеты сообщали об участившихся случаях изнасилования, о росте числа разбойных грабежей, но население относилось к этому равнодушно. Люди начинали беспокоиться только тогда, когда жертвами становились ОНИ сами. Ночная жизнь Калгари протекала, как и прежде, очень напряженно — насквозь пропитанная дремавшей где-то на дне преступностью, которая была готова в любой момент всплыть на поверхность. Здесь велись разговоры о том, чтобы закрывать на ночь парки, об усилении ночных патрулей, но все это были одни разговоры — только и всего. А город жил как прежде. День следовал за днем, а ночь сменялась ночью.

И снова полночь. Вдалеке бьют часы. Где-то рядом настойчиво сигналит автомобильный гудок. Какой-то грабитель, пытаясь взломать чей-то припаркованный автомобиль, нечаянно включил сигнализацию. И теперь машина неистово ревет, но кажется, что никто этого не слышит. И никому нет до этого дела. Никто не желает вмешиваться.

И снова полночь. Уилли Волк бежит вприпрыжку вдоль полночной улицы. Его бывший когда-то белым свитер с высоким воротом, изукрашенный нынче остатками обильной пищи, теперь развевается и колышется от бега. А Уилли по-прежнему оглядывается вокруг, высматривая новую добычу.

Обнаружив то, ЧТО искал, он весь напрягается и ускоряет шаг. Чуть впереди него маленькая старушка с тяжелой сумкой в руках, шаркая негнущимися ногами, ступает в ночь. Очевидно, что она — инвалид, страдающий физическим недугом. Возможно, у нее подагра. Ведь она ковыляет так, словно ей невыносимо трудно переставлять одну ногу за другой. С большим трудом она продолжает свой путь.

— Нет, она не дойдет! — мысленно ухмыляется Уилли.

Вскоре он настиг ее. С натренированной легкостью — это уже многократно отработанный в нападениях навык — он подставил несчастной старушке ножку и уже занес руку, чтобы толкнуть ее в спину. Потом, когда она упадет лицом вниз, он выхватит у нее сумку. Но вот так сюрприз! Маленькая старушка вдруг пригнулась и метнула свою тяжелую, словно набитую кирпичами сумку в голову Уилли.

В какую-то долю секунды Уилли успел заметить ее приближение. Затем с сокрушительной силой сумка угодила ему по голове. В глазах у него замелькали яркие круги. Мучительная боль пронзила его, и он визгнул, а затем весь мир перед ним померк, и, точно так же как все его жертвы, он растянулся на земле и проехал по ней лицом.

Бесчувственные, беззаботные зрители, случайно оказавшиеся рядом в ту бурную ночь, с немым изумлением видели, как маленькая старушка, поставив свою ногу на спину Уилли, вскричала, выражая свое удовольствие, точно какой-нибудь петух, который, стоя на навозной куче, приветствует зарю. Потом она повторила это еще раз и бойким шагом пошла дальше.

Ночь тянулась медленно. Сколько прошло времени? Минута? Час? Для Уилли это было уже не важно. Наконец патрулировавшая окрестности полицейская машина остановилась возле лежавшего мешком на тротуаре неопрятного парня. Дверца машины открылась, и из нее вышел пожилой полисмен. Его рука лежала на кобуре пистолета. Он подошел и ногой равнодушно перевернул тело. Присмотревшись, полисмен узнал его. Он крикнул своему сидевшему в машине партнеру:

— Да это же Уилли Волк! Наконец-то он получил то, что искал.

Вернувшись к машине, полицейский, в задачу которого входило внешнее наблюдение, взял в руки микрофон радиостанции и вызвал машину скорой помощи, чтобы она приехала и подобрала тяжелораненого.

Где-то в темноте одной из выходивших на этот перекресток квартир стояла у окна, выглядывая на улицу из-за шторы, маленькая старушка. Увидев, как санитары без церемоний втолкнули Уилли в скорую помощь, — они тоже хорошо его знали, — старушка долго-долго смеялась, а потом разделась и легла спать.