Я вернусь - [50]

– Что случилось? – спросил Рик, когда они вышли из ресторана и вдохнули по-осеннему свежий воздух.

Ольга накинула на плечи тонкую шаль – несмотря на довольно теплый вечер, ее била легкая дрожь. Она ничего не ответила, лишь закуталась в шаль поплотнее.

– Тебе стало стыдно за меня, – горько подытожил Рик и замолчал, дожидаясь ответа.

Не дождавшись, направился к машине. Ольга смотрела ему вслед. Кряжистый, не красавец, идет, слегка переваливаясь, обычно широко расправленные плечи сейчас немного сутулы.

– Рик, постой!

Она побежала вслед за ним, чуть не упала, подвернув ногу, махнула руками, удержалась и, нагнав Рика, прижалась к нему и поцеловала:

– Никогда так не говори, слышишь? Это тебе может быть стыдно за меня, а не наоборот.

– О чем ты говоришь, Олья? – не понял Рик.

Ольга вместо ответа снова поцеловала его и прошептала на ухо:

– К черту бургеры, поехали домой!

АРСЕНИЙ

Арсений размашисто шагал по направлению к знакомой галерее, где его ждала другая женщина. Это Ольгино «Рик» и обед, который она готовила, прожгли дыру. Ее нужно было залатать, чтобы сердце продолжило биться. Лана была настойчива и недвусмысленна, позвонив сегодня утром, сказала, что будет ждать его в галерее после закрытия. У нее есть все время мира, потому что муж уехал в командировку, а она ненавидит оставаться одна.

Намек был более чем красноречив, поэтому Арсений купил бутылку вина, но так и не донес ее до галереи – откупорил дома и пригубил. Так войти в знакомое помещение было легче.

Лана внесла легкие коррективы в интерьер. Стеклянные стены, которые при Ольге давали возможность всем желающим зевакам насладиться прекрасными картинами, сейчас были закрыты жалюзи, не давая взгляду праздного прохожего проникнуть внутрь.

– Ты все закрыла? – выдохнул Арсений, входя в галерею и не видя ее новой хозяйки.

– Открыто только для избранных, – ответила та неожиданно грудным голосом. Арсений повернулся.

Лана, одетая в кружевное боди, сидела в кресле, которое Ольга привезла из Парижа, – крупные шелковые цветы внутри и полосатая изнанка. Скрестив ноги, Лана пыталась изобразить роковую соблазнительницу, но для этого ей остро не хватало интеллекта.

Арсений горько усмехнулся – господи, какое падение! От квартиры с террасой и утонченной Ольги до закрытых жалюзи (жалюзи в галерее!) и этой знойной фемины.

– У тебя есть выпить? – спросил Арсений, с трудом подавив пьяный смешок, – каким же он стал банальным.

– У меня есть все, – в тон ему, не ощущая своей вторичности, ответила Лана, – и даже больше.

Она широко улыбнулась, а Арсений закрыл глаза, чтобы не видеть.

НИНА

– Ты идиот! Дебил! Придурок! Гребаный русский! – уже час Дуглас сотрясал криками стены старого дома.

Ему пришлось вместе с перепуганной насмерть Ниной ехать в полицейский участок и выслушать там лекцию о том, что если уж решил привезти себе подружку из страны третьего мира, то будь добр, обучи ее и ее детей правилам поведения в цивилизованной стране. Что нельзя говорить слово на букву «н», хотя сам Дуглас им не брезговал в тесном кругу боевых товарищей.

К счастью, словам Джордана о пропаже денег особого внимания не придали – этот персонаж был хорошо знаком полицейским, и ко всем его заявлениям они относились скептически. Никаких доказательств того, что деньги взял Валерий, как, впрочем, и того, что деньги у Джордана были, – не существовало. Хотя парочка дружков подтвердили, что видели у него сотенную купюру. Естественно, решающим аргументом стало то, что местный шериф был одним из близких друзей Дугласа, несколько раз в неделю пропускавших с ним по стаканчику. Он отпустил пацана, а Дуглас поручился своей головой, что больше с мальчишкой проблем не будет, а если и будут, то он вернется домой. Бандиты многострадальной Америке не нужны. О чем он и сообщил Валере. В двадцатый раз.

– Вы оба всего лишь «белый мусор», который я подобрал и привез в великую страну! – продолжал кричать Дуглас. Его лицо приобрело кирпичный оттенок, а слюна, которую он уже был не в силах контролировать, летела во все стороны.

– Не называй меня «белым мусором», – вдруг заорал Валера и, вскочив, кинулся на Дугласа.

Нина вцепилась в него, как клещ, и повисла на сыне, не давая тому совершить еще одну ошибку. Она с огромным трудом сдерживала слезы. Сын был избит и изуродован чернокожим парнем, один вид которого вселял ужас. Все тело Валеры было в кровоподтеках, один глаз закрыт почти полностью, под вторым уже налился фиолетовый след от кулака противника, который был в два раза выше и мощнее Валеры.

Не совершила ли она ошибку? Возможно, ей не стоило действовать так радикально и покидать страну, может быть, надо было просто переехать в другой город? А не к этому старику, который считает ее и ее сына грязью, которую он привез домой на старых башмаках.

– А кто ты? – заорал в ответ Дуглас и даже размахнулся. Нина зажмурилась – сейчас он ударит ее сына, и этого она уже не переживет. Но Дуглас сумел совладать с эмоциями, опустив руку, он прогавкал: – Еще одна такая выходка, и я оставлю тебя в тюрьме, посидишь немного с долбаными ниггерами, наберешься разуму.

Громко шагая, он вышел из кухни, и Нина услышала, как хлопнула дверь – отправился на псарню. Она с ужасом осознала, что за всеми этими волнениями забыла поменять воду собакам. Псарня почти полностью перешла под ее ответственность, и теперь к ежедневной уборке дома и придомового участка ей полагалось кормить собак, менять им воду и делать все, чтобы те были веселыми и счастливыми.