Я, верховный - [10]

Шрифт
Интервал

Скажи мне, Патиньо... Слушаю, Ваше Превосходительство. Ты что-нибудь знаешь насчет этого? Никак нет, сеньор, я не слышал об этом ни полслова! Поразузнай. Нам обоим не худо выяснить, что происходит. Неудобно быть одновременно живым и мертвым. Не обращайте внимания, Ваше Превосходительство. Я и так ослабил внимание; от того и происходят такие вещи. У тебя есть подозрения на чей-нибудь счет? Никаких, сеньор. Еще никто никогда не заходил так далеко. Не знаю, Ваше Превосходительство, чьих это рук дело, кто бы это мог быть. Просто ума не приложу. На этот раз я, как ни гадаю, не могу даже никого заподозрить, ни отдельное лицо, ни группу, или котерию. Но если после двадцати лет общественного спокойствия, уважения к Верховному Правительству и повиновения властям имеет место новый заговор, обещаю вам: злоумышленники не спрячутся от меня даже под землей. Перестань ковырять в носу! Простите, Ваше Превосходительство! Да хватит наконец каждую минуту вытягиваться! Сколько раз тебе повторять? Опять ты таз расплескал. В конце концов ты превратишь пол в болото, и мы с тобой оба потонем в этой грязи, раньше, чем наши враги доставят себе удовольствие сжечь нас на площади. Сохрани Бог, Ваше Превосходительство! Бог тебя не избавит от этих неприятностей. И я тебе тысячу раз говорил, когда мы работаем, не повторяй на каждом шагу «вашество», «ваше превосходительство», «ваша милость». Все это пустословие уже не в ходу в современном государстве. Тем более неуместно оно при той хронической изоляции, в которой мы все находимся и которая нас разделяет, но в то же время и объединяет без всякой видимой иерархии. И в особенности, если нам суждено скоро стать товарищами по несчастью, превратившись в пепел на Пласа-де-Армас. Если уж тебе во что бы то ни стало нужно как-нибудь величать меня, говори мне сеньор. Хоть умри, это не приблизит тебя ко мне. Я диктую, а ты пишешь. Пока ты пишешь, я читаю то, что продиктовал тебе, чтобы потом прочесть то, что ты пишешь. В конце концов мы оба исчезаем в прочитанном-написанном. Только в присутствии посторонних обращайся ко мне как положено, поскольку, что верно, то верно, пока мы на виду, мы должны соблюдать формы. Общепринятые условности.

Вернемся к памфлету, найденному сегодня утром на двери собора. Где он? Здесь, сеньор. Ковыряя кончиком пера в носу, ты то и дело брызжешь на сочинение анонима. Того и гляди, нельзя будет разобрать этот красивый почерк. Дай-ка мне листок. Гачупины и портеньисты[20], разродившиеся этим опусом, сыграли шутку не надо мной, а над самими собой. Им только пожирать друг друга, этим термитам. Они уверены в своей безнаказанности, но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Этой бумажке грош цена. Под одним листочком от дождя не укроешься. Но хоть бы они накропали столько пасквилей, сколько листьев в лесу, им не выйти сухими из воды. Жалкие отпрыски тех ростовщиков, торговцев, перекупщиков, лавочников, которые из-за своих прилавков вопили: плевать нам на родину и на всех патриотов! Плевать нам на игрушечную парагвайскую республику! Они храбрились и петушились, зато потом обделались со страху и были погребены в собственном дерьме. Вот из того навоза и вышли эти занозы. Малярийные комары. Только жужжат они задом, а не хоботком, как все москиты. В таком случае, сеньор, я буду просматривать даже использованную бумагу в отхожих местах... Прикуси язык, шут гороховый! Я запрещаю тебе выходить из рамок приличия в своих грязных каламбурах. Не подражай сортирному остроумию этих комаришек. Покорно прошу прощения у Вашей Милости за мою грубую, хотя и невольную, непочтительность! Я никогда не позволял себе и никогда не позволю хотя бы в малейшей степени пренебречь должным уважением к нашему Верховному Сеньору.

Перестань хныкать. Займись-ка лучше охотой за каверзным писакой. Послушай, Патиньо, тебе не приходит в голову, что авторами пасквиля могут быть клирики и даже сам генеральный викарий? От клириков всего можно ожидать, сеньор. По части каверз они мастера, паутину ткут и тонкую, и густую. Пасквиль написан в точности таким же почерком, как ваш, сеньор, и даже подпись такая же. Не их ли работа? Хотя не очень-то им выгодно сейчас, когда они как сыр в масле катаются, пускаться в такие авантюры. Им не подходит новое правительство из всякого сброда. При таком правительстве кончится их привольное житье. Хорошо сказано, Патиньо! Провозглашаю тебя королем умников. Я награжу тебя своим ночным горшком. Теперь, когда для нас опять настали трудные времена, ты будешь днем носить его на голове как символ власти, а на ночь ставить эту фаянсовую корону на обычное место, так что она будет служить тебе двояким образом, в розных и разных целях. Поистине, сеньор, все стронулось с места. Когда я прочел этот пасквиль, я почувствовал, что у меня почва уходит из-под ног. Именно это с тобой и произойдет. Я знаю только, Ваше Превосходительство, что переверну небо и землю, чтобы отыскать виновников. Обещаю вам найти иголку в стоге сена. Только не спутай по своему обыкновению сено с соломой. Не уподобься человеку, который ночью вместо окна открыл стенной шкаф и удивлялся тому, что темно и пахнет сыром. Ты должен не позже чем через три дня припереть виновного к стене и поставить к стенке. Кто бы он ни был. Даже если это сам Верховный.


Еще от автора Аугусто Роа Бастос
Сын человеческий

В 1959 году в Аргентине увидел свет роман "Сын человеческий". В 1960–1962 годах роман был отмечен тремя литературными премиями в Аргентине, США и Италии как выдающееся произведение современной литературы Латинской Америки. Христианские и языческие легенды пронизывают всю ткань романа. Эти легенды и образы входят в повседневный быт парагвайца, во многом определяют его поведение и поступки, вкусы и привязанности. Реалистический роман, отображающий жизнь народа, передает и эту сторону его миросозерцания.Подлинный герой романа рабочий Кристобаль Хара, которому его товарищи дали ироническое прозвище "Кирито" (на гуарани Христос)


Рекомендуем почитать
Романтик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Угловое окно

Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.


Столик у оркестра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.