Я - ведьма! - [26]

— Последняя четвертинка — твой парень в Америке?

— Пожалуй, — кивнула я. — Во всяком случае, его образ жизни, его взгляды, его устремления полностью подходят мне. Он художник, как и я. Учился на два курса старше…

— И ты тоже не могла быть счастлива с Юлием?

— Как можно быть счастливой с мужчиной, который устраивает тебя лишь наполовину? Человек — не килограмм ветчины. Нельзя попросить продавщицу отрезать мне правый кусочек, потому что левый слишком жирный.

— В каждом из нас живут доктор Джекил и мистер Хайд[5]. И все мы любим Джекила и боимся Хайда. Но мудрость в том, чтобы принять человека целиком. Именно так поступили в конце концов Саша и Люба — расставшись и выстрадав свою разлуку, они объединились вновь и жили вместе до самой его смерти.

— Невозможно, — помотала я головой. — Я думала об этом, пыталась примериться, подстроиться… Но я не смогу стать Милой.

— Разве это так уж трудно?

— Вроде бы и нет, — вздохнула я. — Разве трудно купить себе пару дорогих платьев, ходить на презентации, составлять меню на неделю, из его любимых блюд: устраивать приемы у него дома и придумывать гостям коктейли, выписывая рецепты из женских журналов? Но я точно знаю: в тот момент, когда нужно будет плестись куда-то при параде, выяснится, что под ногтями у меня снова траур от масляной краски, вечернее платье я облила вином и забыла сдать в химчистку, а главное — мне до смерти не хочется тратить три часа на скучнейшую ярмарку тщеславия, а хочется остаться дома и закончить картину. Да, я могу наступить себе ногой на горло раз, другой, третий… Но в результате я просто возненавижу Юлия, который заставляет меня вести ненавистную мне бессмысленнотусовочную жизнь. А я не хочу его ненавидеть. Лучше уж…

— Уйти от него.

— Теперь у меня и нет другого выхода. Скажи, Мила действительно ждет ребенка? Может, соврала?

Колдунья быстро приложила указательный палец к фотографии Милы и коротко помотала головой.

Я снова вздохнула.

— Не следовало мне приходить сюда. Все равно ты ничем не сможешь мне помочь.

— Но ведь, следуя твоей теории, — сказала Иванна, благополучно пропустив мимо ушей последнюю фразу, — друг без друга вы тоже не сможете стать счастливыми.

— Зато мы будем спокойны, — скорбно изрекла я.

— И тебя это устраивает?

— Нет.

— Хорошо.

Она удовлетворенно кивнула и потянулась к своим волосам, словно намеревалась поправить прическу. Но вместо этого вытащила оттуда блестящую булавку-шип, удерживавшую на макушке ее черную шапочку.

— На, держи, — протянула она мне ее.

Я недоуменно повертела в руках подарок. Булавка была длинной — сантиметров пятнадцать и оканчивалась круглой, неправильной формы бусиной из неизвестного мне зеленого камня.

— Похожа на золотую, — заметила я.

— Она и есть золотая, — бесстрастно подтвердила Иванна.

— Но это же дорого…

— Визит ко мне тоже недешевый.

— И зачем она мне? — Во мне проснулось любопытство.

— Если ты уколешь этой булавкой человека, он умрет.

Я в изумлении открыла рот. Беседа приняла крайне неожиданный оборот!

— И кого ты предлагаешь мне колоть? — поразилась я.

— А вот тут у тебя есть выбор.

Ухмыльнувшись, Карамазова откинулась в кресле и закинула ногу на ногу. Она была похожа на черную кошку и в то же время на вихлявого, гримасничающего чертика. Впрочем, человек наверняка выдумал черта в ту секунду, когда в темноте мимо него прошмыгнула черная кошка…

— Можешь убить Юлия. А можешь — себя.

— Здрасьте, приехали! — презрительно фыркнула я. — И какой мне в этом резон? Если бы у меня возникло столь идиотское желание, я бы и без тебя нашла, чем его пристукнуть и травануться самой!

— Пристукнешь его топором — сядешь в тюрьму. Отравишься снотворным — Юлий никогда не простит себе твоей смерти. А если уколешь его моей булавкой, эту смерть никто не соотнесет с тобой. Но важно даже не это, а то, что тогда, вместе с ним, умрет и твоя половина. Та, которая нуждается в нем. Ты уедешь в Америку и проживешь там долгую счастливую жизнь со своим художником.

— А если уколюсь я сама? — ошалело поинтересовалась я.

— Тогда будет счастлив Юлий. Как только ты умрешь, он забудет тебя и забудет себя таким, каким был с тобой. Станет совершенно цельным, успешным снобом и позером, довольным собой и женой. Выбирай.

— А Мила? Мой парень?

— Если вы умрете, у них все будет хорошо — обещаю.

Ее слова не вызвали во мне никакого доверия.

— Прости, но все это…

— Похоже на сказку, — понимающе кивнула Иванна. — Но ведь я не заставляю тебя верить. Попробуй — и убедишься сама.

— Хорошо…

Я встала, ужасно разочарованная и недовольная своим визитом. Мне было до слез обидно, что я разоткровенничалась перед этой самодовольной сумасшедшей, и ужасно жалко пятисот долларов, которые нужно было ей заплатить.

— И еще, — одернула меня Карамазова, — совет напоследок. Даже если ты не воспользуешься моей булавкой, не бросай его. Наплюй на все принципы, на мораль, на добро и зло и не бросай. Если ты бросишь его, будет только хуже. Всем.

Я обреченно скривилась.

— Но вы же любите друг друга! — закричала она. — Любите на самом деле!

— Да, любим, — эхом повторила я. — Но вслед за летом все равно наступит зима… И ничего ты тут не попишешь.