Я вас поглажу мягкой лапой - [17]

Голосок её сто децибел.

Самолеты над ней пролетали,

Изгибаясь на небе в дугу,

Комплиментами двор был завален,

Только я тихо в трубку молчу.

Вот идет моя чайная роза,

В восхищенье скрипит достархан,

Щечки красные, как от мороза,

За спиной длинный лук и колчан.

В чайхане голубые ели

Бешбармак и иранский кебаб,

А по радио громко запели

Про любовь и продвинутых баб.

Звали розу мою просто Дарья,

На фарси – просто водный простор,

Обойди хоть ты два полушарья

Не найдешь её платья узор.

Была Дарья сегодня в ударе,

Не жалела пластмассовых стрел,

Мужики от неё удирали,

Чудом я под столом уцелел.

Дни летели, как стрелы мелькая,

Но остался во рту сладкий вкус,

Я пишу для тебя, дорогая,

И мой адрес – старинный Нукус.

Я встану рано спозаранку

Я встану рано спозаранку,

Сниму скатерку со стола,

Возьму отцовскую берданку

И заряжу оба ствола.

Я выйду босиком из дома

И выстрелю в небесный свод,

Пускай услышит доктор Тома,

Что рядом с мельницей живет.

Она красивей всех на свете,

А в синеве прекрасных глаз

Потонут беды на планете

И благодать сойдет на нас.

Ее напишут на портрете,

Я для нее построю храм,

О ней все песни не пропеты,

Доверю тайну я стихам:

Моя любовь еще не знает,

Что я давно ее люблю,

И то, что мальчик не играет,

А в честь ее дает салют.

Я был как Гарун-аль-Рашид

В предгорье огромный чинар

Раскинул для нас достархан,

И старый восточный базар

Шумел, как вдали горлопан.

Внимая певцу-оборванцу,

Я был как Гарун-аль-Рашид,

Я верил себе, самозванцу,

Как ветер скакун мой летит.

Спасал я прекрасную пэри

От рук чужеземных солдат,

Прекрасная сказка той эры,

О ней и сейчас говорят.

Я знаю арабские буквы,

Налево вяжу стихов вязь,

Возможно, восточные фрукты

Имеют с историей связь.

Как солнце, красивая дева

Манила рукою к себе,

Приказывала королева,

А я лишь подвластен судьбе.

В именье нашем по дороге

В именье нашем по дороге

Шел на рысях гусарский полк,

Сердца прекрасные в тревоге:

Гусары знают в дамах толк.

Полковник в шрамах, седоватый,

Витал во власти разных дум,

По жизни был всегда он хватом

И что взбредет сейчас на ум:

Подъехать сразу к мезонину,

Назначить встречу на балу,

Потом прислать цветов корзину,

Подстроить встречу на углу

С красавицей Кипренского уезда,

Подругой фрейлин при дворе,

Верхом кататься до отъезда,

Назначить встречу в сентябре

В столице, где в палатах

Ее представить в высший свет,

Глаза, подобно бриллиантам

Заменят им небесный свет.

Придется драться на дуэлях

За дамы честь и честь свою,

Смолой затянутся на елях

Следы от сабли на хвою

В борьбе противником отбитых

С большим трудом, и только я

Нет на счету моем убитых,

То подтвердят мои друзья.

Дуэль закончу посрамленьем

Невежд и всяких гордецов,

Потом попьем чайку с вареньем

И есть прекрасно винцо.

В полках гусарских коновалы

В полках гусарских коновалы

Людей врачуют как врачи,

Тех, кто напьется до отвала,

Не будут травками лечить.

С похмелья ковш отменной браги

И без закуски на коня,

Вот школа доблести, отваги,

Учили так же и меня.

Научим даму и мамзелю

Галопом по полю скакать,

Дай срок всего одну неделю

И позабудешь, что кровать

Бывает в рюшах, занавесках,

С горшком саксонским на углу,

А шуба, что лежит на сене,

Мягка на глиняном полу.

Беда

Мой диван – моя тень.

Мой диван – моя лень.

Мой диван – это новый день.

И вдруг – звонок в дверь.

Открываю – она!

Высока и стройна.

Вы ко мне?

Да!

А Вы кто?

Я – твоя Беда.

А Вы одна?

Нет, отворяй ворота!

А я остаюсь битломаном

Нам сердце стучит барабаном

И птицы трубят, словно в горн,

И я остаюсь битломаном,

И зорко смотрю в небосклон.

Весна уж совсем на подходе

И солнце согреет мне спину,

И я – музыкант в переходе,

И ростом я вовсе не длинный.

Что было зимой, то забуду,

И песня моя без конца,

Куплю я тебе незабудок

И два обручальных кольца.

Не будем мы клеить посуду,

На свалку снесем черепки,

Примерным хозяином буду,

Слеплю и на дачу горшки.

Спешу я к родному порогу

И ноги несутся вперед,

А сердце стремится в дорогу,

Туда, куда солнце плывет.

Над морем черные туманы

Над морем черные туманы

И в них проходят корабли,

Кричат унылые бакланы,

Считая рыбу на рубли.

Стою устало у штурвала,

Лечу над морем в тишине,

Мне песню мачта напевала

О кладах, что лежат на дне.

Журавлик бумажный

Из сотни кистей

Я возьму лишь одну,

Она мне напишет, кого я люблю.

Журавлик бумажный

С письмом полетит

И сразу не будет на сердце тоски.

Я девушку эту увидел во сне,

Отец ее грозный начальник – сёгун,

И я написал ей в коротком письме,

Что ждать ее буду хоть тысячу лун.

Стоим с тобой в кафе-шантане

Нам патефонные пластинки

В трубу играют томный блюз,

Мои блестящие ботинки

Ты называла просто «шуз».

Пол деревянный на площадке

Сгибался в такт твоим шагам,

И каблучки, как у лошадки,

И белый бантик к башмачкам.

Я был тогда в десятом классе,

Недавно кончилась война,

Вся жизнь была у нас в запасе

И старость вовсе не видна.

А разве есть такая старость,

Когда волнуется душа,

И не уснула в теле храбрость,

И нет в кармане ни гроша.

Еще я помню зов атаки,

Лихой галоп и блеск клинка,

Неяркий свет во тьме лампадки

И пенье надо мной дьячка.

Моя закладка в книге жизни,

Чего забросил я писать?

Все наши чувства живописны

И по делам мне просто масть.

Стоим с тобой в кафе-шантане,

Клади мне руку на плечо,

И я в гусарском доломане,

И поцелую горячо.

Кухня

Как хорошо, что не видно рож,