Я вам прочту - [2]

И крошечные туфельки на ножках.

Благодарю за звезды, за слова,

За синий цвет и где-то берег южный,

Благодарю, что я еще жива,

Хотя, быть может, это и не нужно.

«Какой-то вздор запечатляют души…»

Какой-то вздор переживают души —

Какая важность — новый абажур!

А едкий дым в окно летит и душит

И я как тень по комнате брожу,

Не находя желанного покоя,

Стихи пишу и подметаю пол.

Идут дожди. Ручьи текут рекою,

Незваный гость на огонек пришел.

Что делать с ним? Я буду только слушать —

О Боже, как мучительно вдвоем!

А у него вдруг вырастают уши

И лапа тянется за сухарем.

Настало утро. Дождь не прекратился

И сыплет, сыплет капельки в окно.

Как будто ветер за ночь утомился…

О чем пишу? Не все ли мне равно!

«Цветок на небо загляделся…»

Ирине Одоевцевой

Цветок на небо загляделся

И тонет в золотых лучах,

А легкий ветер разлетелся —

Какой простор на небесах!

И лепесток слетел от счастья,

Без памяти летит другой.

Так распылился весь на части

Цветок небесно-голубой.

«Летний вечер. Вокзал. Огоньки…»

Летний вечер. Вокзал. Огоньки.

Под мостом — поезда, гудки.

Спуск по лестнице, крытый перрон.

— Вы куда? — На дачу, в Медон.

Там в прихожей стоит сундук,

Там живет приветливый друг,

Там невидимых много чудес —

Засыпает и грезит лес,

Лукоморье, ученый кот…

Тихо. Слышу как полночь бьет.

Осветила окно луна,

И тревожна, и влюблена

В куст сирени иль в юный клен,

Он в сиянии, он влюблен.

Сердце лунное, лунный сон…

— Вы куда? — На дачу, в Медон.

«Прошлое нахлынуло волной…»

Прошлое нахлынуло волной

Светлой, легкокрылой и певучей.

Дом стоит холодный и пустой,

Куст разросся темный и колючий.

Ничего сберечь нам не дано.

Был приют, казалось, очень скромный,

Милый друг, вы помните ль? Я помню

К звездам устремленное окно.

Все равно, что будет впереди.

Теплый луч стучит в стекло слепое.

Никого. Уехали. Не жди.

О, как грустно может быть весною!

«Пожить бы мне спокойно, просто…»

Пожить бы мне спокойно, просто,

Без огорчений и забот,

Без мысли, напряженной-острой,

Как глупый человек живет.

Пить по утру душистый кофе,

Бродить в халате, ждать письма,

Смотреть в два зеркала на профиль,

Довольной быть собой весьма,

А лето проводить на даче,

Готовить уголок себе,

Не слышать, как ребенок плачет,

Не думать о чужой судьбе…

Нет, не хочу! Ах, нет, не надо!

Мне неприятен образ тот,

Я лучше обойдусь без сада,

Где все так благостно цветет.

Муза («Ей этот мир и мал, и тесен…»)

Ю. Терапиано

Ей этот мир и мал, и тесен,

Она бесчувственна на зов.

Навеет сон, разбудит песней,

Затопит ливнем лучших слов.

Пришла и надо мною встала,

Не отходила до зари,

Меня душила покрывалом,

Шептала мне: «Умри, умри!»

И вдруг у ног легла прибоем,

Вся в кружевах морской волны:

— «Мы снова встретимся с тобою

И будем вновь разлучены».

Нежданно прибыла в карете

И длинным шлейфом шелестит —

Нет большей радости на свете,

Чем этот царственный визит.

Не с дудочкой приходит Муза,

А надвигается грозой,

И с ней не заключить союза,

Не удержать ее мольбой.

«В квадратике, прибитая гвоздем…»

В квадратике, прибитая гвоздем,

Живу, терплю, а надо мною — дом.

Вокруг построены дома другие,

И место есть, и улицы большие,

А мне не повернуться, не вздохнуть

И я жива как будто бы чуть-чуть.

Стучит, стучит в груди мой молоточек,

Вбивает гвоздик жизни все короче.

Прекрасен мир, небесный и земной —

Там, где-то звезды светят надо мной,

Там, где-то солнце день согреет.

Не все ль равно! Дожить бы мне скорее!

Печали и терпенью есть предел.

Квадратик мой всю душу мне заел.

СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ

Маляр

Повис маляр в окне открытом

И машет кистью на лету,

А в небе золото разлито,

И божий ангел на посту.

Стоит — и ветер унимает,

Пригладит злую прядь волос —

Работа трудная земная,

Недолго до беды и слез!

Судьбой и кисточкой играет

Маляр — ему семнадцать лет,

Он все за краску принимает

И любит белоснежный цвет.

Белила, ландыш, и пригожий

При свете, новенький халат —

Его душа, быть может, тоже

Так ослепительно бела.

Булочник

Печет хлеба дебелые, с румянцем,

Их любит нежно, как родную мать,

Он друг людей и даже иностранцев

Умеет русским духом понимать.

Он славится своей женой и булкой,

Судьба его быть белым королем,

Поклоны принимает на прогулке

И светится серебряным рублем.

Пылают печи равномерным жаром,

Мука, мука, как вечные пески,

Лежит в пустыне огненной Сахары,

А жизни нет без хлеба и муки.

Швея

Швея с утра покорно шьет

И столбиками петли мечет.

Который день, который год

Болят спина ее и плечи!

В окно все так же пыль летит,

И сердце утомленно бьется —

За ниточкой идти, идти,

Пока она не оборвется.

Фотограф

Он маг, он фокусник вдобавок

И Дон-Жуан, большой любитель дам,

Прилизанный, хитросердечно-сладок

И любит деньги прибирать к рукам.

Нырнет, как в омут, сдвинув покрывало,

Разденет наглым взглядом догола,

А девушка, в обмен ему, бывало,

Любовь подарит своего тепла.

Любовь и деньги — это все, что надо,

Любовь, как мед, сладчайшее из вин,

Любовь — благоухающий жасмин,

А деньги — верная порука ада.

Портной

Кроит, кроит и помечает мелом,

Рубцы повсюду, вдоль и поперек,

Распластано растерзанное тело,

Холодный свет бросает потолок.

И освещает согнутую спину

И розовые руки палача —

Он души размеряет по аршину

И жизнь его отмерена сплеча.

Сапожник

С утра сидит за сапогами,

Стучит по коже молотком,

Все пальцы исколол гвоздями