— И сколько молодые люди хотят за свой товар? — смотрит мне в глаза и, достав портсигар (тоже антикварный) и сигарету спрашивает:
— Вы позволите?
Киваю и с убежденностью в голосе заявляю:
— Уважаемый Евгений Соломонович, Вы сами отметили нашу неопытность и некомпетентность. Я уверен, что только от Вас опытного, знающего профессионала и честного человека я смогу узнать настоящую цену этим раритетам.
Соломоныч с удовольствием закурил, окутавшись клубом дыма и задумался.
— Надеюсь, вы немного в курсе специфики нашей работы? — замолчал и, дождавшись моего кивка продолжил:
— К моему глубокому сожалению, я, согласно установленных Законом правил, не имею права принимать никакие вещи от населения без оценки эксперта и без соответствующего от него заключения, если эти предметы имеют признаки исторической ценности. Иногда, действительно историческую ценную вещь необходимо отдавать реставратору. А это довольно продолжительное время, и деньги. Да, да молодые люди, не удивляйтесь. Деньги, чтобы ускорить этот процесс. Только тогда я смогу назвать вам настоящую цену, за исключением комиссионного сбора магазина. И только тогда я смогу выставить антикварный предмет на продажу. Потом придется еще немного подождать, пока не найдется ценитель русской старины и не купит ваш товар. К сожалению, если в установленный Законом срок ваша вещь не будет выкуплена, то мне придется снизить цену. Если после всех сроков на нее не найдется покупатель, я буду вынужден снять ее с продажи, — он горестно вздохнул и продолжил:
— Но вы не должны отчаиваться, т. к. вы эту вещь можете предложить музеям, выставляющих предметы русской старины. Конечно, цену в музее вам предложат несколько ниже, чем в моем магазине, но без выгоды вы не останетесь. К моему великому сожалению наше государство недостаточно финансирует нашу культуру.
Он с сочувствием, оглядел наши кислые от ненужной лекции лица и продолжил:
— Поверьте, мне очень жаль мне вас разочаровывать. Я могу догадываться, что вам некогда ждать все это продолжительное время. Я хочу искренне помочь столь симпатичным мне молодым людям. Я рискну пойти на некоторое нарушение правил, чтобы не разочаровывать вас. Я ведь могу не найти в ваших вещах признаков исторической ценности, но и цену предложу несколько ниже. Вы ведь согласны с этим смириться? — впился мне в глаза.
Я, а затем и Фил с воодушевлением закивали. От Соломоныча, конечно не укрылась Юркина заминка. (Лучше бы Фил сидел и просто хлопал глазами.) Соломоныч удовлетворенно вздохнул и продолжил разводить провинциальных лохов. Я наклонился к Филу и шепнул:
— Без эмоций!
Антиквар вперился в нас. Наверное, пытался угадать, что я там шептал. Но увидев, что я в ожидании смотрю на него, продолжил:
— Я осмотрел представленные вами предметы. (Покосился на не распакованный сверток). Может, посмотрим остальное?
— У нас есть еще немного времени, — невозмутимо сообщаю.
— Хорошо, — с некоторым разочарованием протянул Соломоныч.
— Что я могу сказать об осмотренном мной? Я не увидел среди них действительно раритетных вещей. Представленные образцы относятся к девятнадцатому — начало двадцатого века. Признаки, по которым я это определил, надеюсь, вас не заинтересуют, — снова вперился в меня.
Я сделал вид, что задумался и нехотя кивнул. Соломоныч кивнул удовлетворенно в ответ и продолжил:
— Вы мне очень понравились, молодые люди! Мне не хочется вас огорчать. Но ваши вещи не представляют большой ценности, — он сделал паузу, опять закурил сигарету и продолжил:
— Но я надеюсь на наше дальнейшее долгое и плодотворное сотрудничество. Не исключено, что вам в будущем попадется настоящая историческая ценность. Я имею в виду культурную ценность. Поэтому, я за вот это — (кивнул на лежавшие, на столе иконы и книгу) вам могу предложить целых 50 рублей, — шумно выдохнул, удивляясь собственной расточительности.
— А с учетом других ваших предметов, еще не оцененных мной, общая сумма, несомненно, возрастет, — он кивнул на сверток в руках Фила.
— Прошу нас извинить Евгений Соломонович, что мы отняли у Вас столько времени. Позвольте нам забрать наши предметы, — поворачиваюсь к Филу и протягиваю руку за оберточной бумагой.
Соломоныч не двигаясь, смотрит испытующе на мои действия. Только когда я стал разворачивать на столе упаковку, спросил:
— А сколько Вы хотите?
— 700, - сообщаю и тянусь за иконами, наивно взглянув на антиквара.
— Побойтесь бога, Сережа! Никто Вам не даст за это такую фантастическую сумму! — воскликнул Соломоныч.
Я опускаюсь на стул и снисходительно смотрю на возмущенного Соломоныча.
И начался ТОРГ. Это было эпическое зрелище. Соломоныч вскакивал, заламывал руки, хватал иконы и протягивал к нам, указывал на какие-то детали. Сыпал терминами. Протягивал мне лупу и указывал на какие-то трещинки, пятнышки. Мы с Филом несколько раз порывались уйти. Выходили в туалет и «позвонить» и «встретиться с родителями». Наконец сошлись на 265 рублях. Одну икону, подозрительную для Соломоныча пришлось забрать назад.
Соломоныч устало откинулся на спинку стула и посмотрел на второй сверток. Я не пошевелился. Он удивленно взглянул на меня.