Я в моей голове - [41]

Как и «попаданцы» я не хочу, чтобы про мои знания будущего узнали наверху. Действительно, могут запереть в золотой клетке в лучшем случае. Буду консультировать на интересующие темы, пока не посчитают меня не нужным. А что могут сделать с носителем суперстратегической информации? Нет человека — нет проблемы. Какая гуманность, когда на кону глобальные интересы страны? Могут так же передать эскулапам-мозгоправам или ученым, если захотят понять или изучить причину феномена — обретение памяти носителем за всю его будущую жизнь. А могут просто грохнуть, только из чувства самосохранения, если мои письма попадут не в те руки. Ведь предателей страны и злостных коррупционеров наверху полно. Не задумываясь, избавятся от угрозы себе или своему положению, угрозе лишиться своего богатства. И продолжат с возросшим рвением гадить стране или набивать свои карманы.

Если я решусь на анонимное информирование, то надо хорошенько подумать над адресатом и о способе его информирования. Что-то разбрасывание писем по почтовым ящикам меня не привлекает. У любого начальника, положения выше среднего, имеются секретари, помощники, референты (хотя последних, в это время вроде еще нет). И чем выше положение руководителя, тем больше этот аппарат. А через этих клерков, спец. службы и организуют оперативное сопровождение секретоносителя. Хотя, вроде, еще при Хрущеве был узаконенный запрет об оперативной разработке и сопровождении КГБ и МВД крупных партийных чиновников и членов их семей, начиная с секретаря Обкома. Якобы, имел на это право, только Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Но я, как обычный человек, могу и не знать реальную, скрытую от широкой публики структуру управления партией и СССР и соответственно возможности партийных и государственных контролирующих и карающих органов.

При Брежневе все прогнило, в том числе и органы власти. Поэтому твердо знаю, что в СССР, особенно в последние годы его существования, наличие строгих законов, не гарантирует их строгое соблюдение. Соответственно, за руководителем любого ранга могут следить (в том числе за личной перепиской), как спец. службы государства, так и конкуренты, завистники, коллеги, подчиненные, имеющие власть и возможности. В таком случае, мое послание может попасть не только нужному мне адресату, но и кому нибудь другому или другим. А дальше все для меня может быть закончено, как в не устраивающих меня сценариях.

А может устраниться от спасения страны, жить спокойно, учится, повышать свое и родных благосостояние и готовить себе норку, чтобы комфортно пережить бурные 90-е. Даже приумножить свое состояние, зная о предстоящей Гайдаровской денежной реформе, деноминациях рубля, Чубайсовской чековой приватизации, пирамидах типа МММ, ГКО, дефолта 98-го года. Возможно даже, сколотив состояние, к концу века свалить за рубеж на ПМЖ. Осесть, где нибудь в Испании на теплом побережье в своей прикупленной хижинке в несколько этажей или в Англии, финансовой столице мира, вложив часть средств в акции наиболее перспективных в будущем фирм и вовремя потом их продать. Но почему-то, это меня не привлекает. Может и придется сделать ноги, если появится реальная угроза жизни мне или близким. Но это крайний случай. Я ведь себя знаю. По мне — надо хоть попытаться что-то сделать для моей страны, тщательно продумывая каждый шаг и поступок. Ошибок и промахов быть не должно. Тогда точно могут произойти те сценарии и не дожить мне до времени свободного выезда за рубеж.

* * *

Концерт закончился и народ повалил из клуба на улицу. Сегодня я понял выражение «бремя славы» на себе буквально. Увидев меня, знакомые, малознакомые и незнакомые, но знающие меня подходили — жали руку, благодарили, хвалили, восторгались и задавали один вопрос:

— Как тебе удалось придумать такое?

Сначала я благодарил и отшучивался, потом еле сдерживался, чтобы не огрызнуться, а когда я почувствовал, что готов дать в морду, то сбежал и спрятался от основного потока народа за одной из колонн клуба. Ну, где же мои? Гады, тормознулись в фойе в тепле. Сейчас, возможно, выглядывают меня. Наконец, углядел среди голов длинного Стаса Симакова и окликнул его. Увидев меня, он махнул мне рукой, сказал, что-то опустив голову и стал протискиваться в мою сторону.

Вскоре около меня собрались все наши пацаны и несколько других знакомых ребят и девчонок. Те же вопросы и восхищения продолжились. Терпел и отшучивался как мог. Кто-то спросил, а не могу ли я познакомить с кем нибудь из девчонок. Наконец я увидел возможность отвести интерес от себя:

— Без проблем! А кто тебя интересует? Или тебе все равно? Тогда может тебе Толик подойдет? А может тебя интересует несколько девчонок? — заржали, начав подкалывать смутившегося парня. Но некоторые задумались. Решили пойти в спортзал.

До спортзала дошли всего несколько человек. Кто-то стал совать мне деньги. Даже не запомнил всех. Решил навестить Гобатова и уточнить по завтрашней встрече. Леха, как обычно, был в спортзале. Интересно, он требует доплату за переработку. Вряд ли. Он живет своим спортзалом. Приходит с утра с уборщицей и уходит последним в темноте. Вот, что значит — человек на своем месте. Горбатова, единственного человека за сегодняшний вечер, не интересовал танец и моя роль в его создании. Поздоровавшись (за руку!), я уведомил, что завтра часа в три дня я приду с ребятами и деньгами. Что-то, прикинув про себя, он кивнул.