Я уезжаю! - [7]

– И все из-за пробных тестов в колледж?

– Ты знала, что в общежитиях Школы дизайна парни и девушки живут вместе? И как эту пикантную подробность включить в наш с ней разговор о моем будущем?

– Кстати, как там поживает твоя заявка? – спрашивает она.

Это парадоксально, но хотя Лена довольно легкомысленна и даже порой любит покурить травку, она уже написала мотивационные письма в пятнадцать выбранных колледжей. Еще с восьмого класса мы с ней планировали, что она поступит в Брауновский университет, а я – в Школу дизайна Род-Айленда.

– Будет гораздо лучше, – тут я начинаю говорить, изображая французский акцент, – когда я увижю все кар-ртини в Евр-ропа. – Затягиваюсь невидимой сигаретой и подкручиваю невидимые усы.

– Куда ты там едешь, я забыла?

Возможно, виновата травка, но у Лены ужасная память.

– В Общество молодых художников графства Донегол. ОМХД. Мне приклеить еще один стикер на крышку твоего телефона, чтобы ты запомнила?

Подруга ничего не отвечает, а вместо этого перекатывается по моей кровати, словно по капоту полицейской машины, как в каком-нибудь боевике.

– Так круто побывать в О-М-Х-Д! Так круто побывать в О-М-Х-Д! – поет она и пытается руками сложить что-то похожее на букву «Д».

Но я отказываюсь участвовать в этой затее и возвращаюсь к сборам.

– Кстати, а ты будешь обновлять свой «Тамблер» в путешествии?

Лена, наверно, первая и главная фанатка «Офелии в раю» – моего блога на «Тамблере», куда я загружаю часть заказов и кое-что нарисованное для себя. В своих работах я в основном изображаю современные версии персонажей прочитанных мною книг. Например, рисунок Китнисс Эвердин, представляющей на Олимпийских играх команду США в стрельбе из лука, получил 800 тысяч репостов.

– Не думаю, – отвечаю я. – Я бы, конечно, могла, но наверняка буду занята выполнением дедушкиных заданий и делами ОМХД.

– Слушай, ты же не поедешь в аэропорт на поезде?

До этого я поведала подруге, какой ужасной оказалась дорога на папину свадьбу: мне пришлось в узком платье и на шпильках добираться до деловой части города на метро. Мама даже не предложила меня подвезти. До вчерашнего вечера я не знала, что она не стала отвечать на приглашение.

Из пластикового контейнера под столом я извлекаю набор своих любимых карандашей и складываю их в рюкзак вместе с новым альбомом на спирали, который купила сегодня утром.

– Не думаю. Мама же захочет попрощаться со своей единственной дочерью?

Когда я вернулась домой со свадьбы, она лежала в постели, возможно, уже спала. Так что я даже не пожелала ей спокойной ночи.

Тут меня осеняет, что мама, возможно, и не поедет в аэропорт. Наверное, своим мрачным упрямством в последние несколько дней мы заключили негласное соглашение: пусть мне официально и разрешено ехать в Европу на деньги ее отца, но Элис Паркер никоим образом не поддержит мой выбор.

– Надо погуглить расписание электричек. Как думаешь, поезда ходят в такую рань?

– А во сколько ты уезжаешь?

Не успеваю я ответить, как распахивается дверь в комнату, и моему взору предстает мама – пять футов и три дюйма новоиспеченного юриста и кошмарнейшее воплощение родителя.

– Ты вчера поздно вернулась домой? – спрашивает она, даже не взглянув на Лену и не поздоровавшись.

Я бросаю на подругу извиняющийся взгляд, надеясь, что та простит мамину грубость. Вообще она обожает Лену и неизменно угощает чем-нибудь вкусным – чего никогда не предлагает мне – в обмен на истории про ее младших братьев-близнецов.

– Да, – отвечаю я. – Вроде бы около двух. От вокзала я доехала на такси.

– Полагаю, пятнадцать долларов? – С этими словами она вытаскивает из сумочки кожаный кошелек и протягивает две купюры, которые мне приходится взять.

– Спасибо.

Какое-то время я молчу, ожидая вопросов о том, как прошла свадьба. Мама откашливается и приглаживает подол юбки.

– Твой отец выглядел хорошо? – наконец произносит она.

Лена смотрит на меня.

– Да, – говорю я. – Выглядел хорошо.

А что еще я могу ответить? Он действительно выглядел хорошо. И, если быть откровенной, таким счастливым я никогда его не видела.

– Только отрастил волосы.

Мама слегка приоткрывает рот, а потом закрывает, так ничего и не сказав.

В голове я прокручиваю сценку: с улыбкой сообщаю ей, каким ужасным оказался палтус. Мы смеемся над тем, как обе ненавидим Аризону и как жаль, что папе приходится жениться на женщине, которая увезет его в захолустье, чтобы быть поближе к ее родственникам. Я бы могла поведать о том, как мне грустно. Рассказать о зияющей пустоте, которую он оставил в моей душе.

Но я вижу, каким взглядом мама окидывает мои принадлежности для рисования, уложенные в сумку, и слова растворяются как мятная пастилка на языке.

– Почему бы не использовать место в чемодане для более практичной обуви. – Ее слова звучат не как вопрос, а как утверждение.

– Вообще-то мне нужны материалы для выполнения дедушкиных заданий.

Мама хмуро сдвигает брови.

Лена откашливается, и мы смотрим в ее сторону. После этого Элис снова бросает на меня взгляд:

– Самолет у тебя в одиннадцать утра, значит, из дому мы выезжаем в 8:45.

И она, развернувшись, направляется по коридору в свою спальню.