Я убийца - [60]

— Кар! — кричит ворон и тяжело поднимается в воздух, пролетая в нескольких сантиметрах над моей головой. — Кар! — значит, все же птица. Значит, все же показалось.

Мороз крепчает, и я пытаюсь спрятаться в собственном теле, по-черепашьи вжимая голову в плечи. На улыбающемся, вечно молодом лице моей жены застыла капелька растаявшей воды. Наверное, она появилась в тот момент, когда я смахивал с портрета снег. Льдинка, словно слезинка, поблескивает на ее щеке. Снова знак или совпадение? А может, я попросту ищу в обычном необычное, наделяя простые вещи сверхъестественным смыслом? Моя семья, наверное, сейчас в раю. Хотя почему «наверное»? Естественно, они в раю, или иначе Богу придется ответить мне за это! Иначе я выберусь из самой Преисподней и навешаю Господу таких затрещин, от которых распятие на кресте покажется ему детскими покатушками на карусели! Нащупываю в кармане свернутый листок бумаги, который Петр оставил для меня. Как всегда, послание с многозначительным текстом из серии «догадайся сам». Интересно, а он сам-то знает, чего хочет от меня, да и от себя тоже? Как только я вышел на финишную прямую, он, словно крыса, все бросил и спрятался! Оставил то, что строил. Оставил людей, которые приходили к нему. Оставил меня! Почему? И к чему эти записочки? Разворачиваю бумагу, с недовольством прочитываю текст еще раз. «Смерть — всего лишь начало новой жизни». Что за бред?! Мну бумагу в ладони и убираю в задний карман джинсов.

Ближе к вечеру заваливаюсь зачем-то в кабак. Всегда старался избегать таких мест, а тут словно черт дернул и затащил меня сюда. Сижу в самом дальнем углу, гремит музыка, туда-сюда шныряют официанты. В полуподвальном помещении под потолком сизым облаком висит густой табачный дым. Вращаю в руке стакан виски со льдом, смотрю, как спиртное скатывается по его неровным граням. Этот стакан не первый и не последний за сегодняшний вечер. Делаю большой глоток и громко ставлю его на стол, щелкаю пальцами проходящей мимо официантке, указываю на пустую посуду. Она кивает головой и приносит мне еще.

В таком месте всегда находится шайка отморозков, которая после принятого на грудь пытается доказать всем, что они круче всего мира. Сегодня мне на это плевать. Хочется просто набраться и уснуть, желательно, в собственной постели, а не в каком-нибудь подъезде, как это частенько бывает. Делаю еще глоток и откидываюсь назад, натягиваю капюшон на голову, скрещиваю на груди руки и прикрываю глаза. Полумрак скрывает меня от лишних глаз, я немного ерзаю, пока не нахожу для своего тела удобное положение. Громкая музыка, брань, суета и звон посуды — идеальная колыбельная.

— Я боюсь.

— Чего? — откладываю книгу в сторону и поднимаюсь с кресла.

— Боюсь потерять тебя. Что я тогда буду делать с двумя детьми? — Кристина смотрит на меня своими большими, красивыми глазами, ее взгляд серьезен и не на шутку испуган.

— Не говори ерунды. Что может со мной произойти? Я тут и ты тут. Сын в садике. Все самое страшное с нами уже случилось, — я обнимаю жену и прижимаю к себе, целую в макушку. Ничего не бойся. Мы вместе. Все у нас будет хорошо. Вместе состаримся, станем дедушкой и бабушкой, проживем долгую-долгую жизнь. Еще и внуков понянчим.

— Ты обещаешь? — она улыбается и прижимает мою руку к своим губам.

— Обещаю. Конечно же, обещаю.

Вдруг все вокруг рушится, словно карточный домик, осколки былой жизни кружатся и разносятся в разные стороны ветром. И вот я иду по зеленой поляне, на которой играет мой сын и еще какой-то мальчуган, чуть дальше сидит парочка на расстеленном покрывале. Они улыбаются.

— Никита, — звучит чей-то голос, который пронзает пространство вокруг.

Мальчишка срывается с места, мчится вперед. Мой сын остается стоять на месте. Человек в кожаном плаще и с тростью в руке опускается перед Никитой на корточки. Прикладываю ко лбу руку, чтобы яркое солнце не било в глаза, пытаюсь разглядеть незнакомца, но тщетно. Всего лишь вижу его очертания.

— Чего ты хочешь, Никита?

— Шоколадку.

— Шоколадку? Всего лишь шоколадку… — незнакомец поднимается и поворачивается ко мне. Я чувствую на себе его взгляд, ощущаю его всем телом. Становится тяжело дышать, в горле возникает отвратительный привкус тухлых яиц. — А чего хочешь ты, Максим?

— Эй! Эй, ты! Чепушила! Курить есть?!

От удара по ногам я вздрагиваю и открываю глаза. Передо мной стоит парень, изрядно выпивший. Он стучит своей ногой по моему ботинку.

— Курить есть?!

— Да отстань ты от него, — подходит второй и пытается угомонить дружка.

Я медленно беру стакан со стола и, покрутив его в руке, делаю глоток, второй, третий. Снова подзываю официантку и прошу принести еще виски. Стоящие рядом парни молча наблюдают за мной. Когда мне приносят очередную дозу спиртного, поднимаю стакан вверх и какое-то время смотрю на того, кто ко мне обратился.

— Твое здоровье, — произношу я, опрокидываю содержимое стакана себе в желудок, складываю руки на груди и, снова поерзав, закрываю глаза.

— Ты совсем охренел?! — он кидается вперед и хватает меня за шиворот, тащит к себе. Я вскакиваю, резко бью его по рукам и отпихиваю в сторону. Подбегают два охранника. Со стороны крутыша также подтягиваются двое.