Я твой, Родина - [2]

А тут все как-то не так. Танков до сих пор не видно. Пехота идет в колоннах. И эта лавина автомашин мчится куда-то напропалую, словно никто не слышит, что орудия грохочут уже почти позади.

Малкову хотелось о многом расспросить шофера, но неудобно было показать себя несведущим новичком. Юрий держался с достоинством, говорил неторопливо, преимущественно о пустяках, вроде того, что «погода хорошая», «дорога неважная», «почему на автомашине не работает спидометр». А чувство неуверенности, которое закралось где-то в глубине сознания, постепенно росло. И чтобы развеять его, понять происходящее вокруг, он, тщательно обдумав осторожный вопрос, наконец, произнес:

— Обстановочка-то усложняется! Как там наша бригада?..

Шофер рассказал, что оборона противника взломана, пробита брешь в несколько километров. В нее устремились наши танки и за ними — все войска Первого Украинского фронта. Бригада, где должен служить Юрий, шла в голове наступающих. Юрий узнал также, что это была одна из лучших танковых частей (так, по крайней мере, считал шофер), что она формировалась в свое время из добровольцев-уральцев.

— Что же, и сейчас в бригаде — все уральцы? — спросил Юрий.

— Всякие есть, — уклончиво ответил водитель.

Наконец, цистерна обогнала все колонны. Шофер свернул с дороги и по полю, укатанному машинами, повел свою цистерну к лесу. Юрий увидел, как в лес въезжали танки. Сначала вдали раздавался их густой, низкий и протяжный гул. Потом, взбивая пыль, из-за бугра вылетала на полной скорости «тридцатьчетверка» с десантом автоматчиков на броне. Стук гусениц проносился вдоль опушки, и танк, подминая под себя кусты, вползал в березняк. Юрий, не отрываясь, провожал взглядом каждую боевую машину.

— Все батальоны вместе собираются, — объяснил шофер и подрулил к леску.

Лейтенант вылез из кабины. Он постоял, оглядываясь по сторонам, забрал свой вещевой мешок и пошел разыскивать командование. Мимо пробежал автоматчик в каске, в плащпалатке, накинутой на плечи. Юрий хотел спросить у него, где находится штаб бригады. Но потом раздумал и направился прямо за ним, решив, что это какой-нибудь связной и, значит, идет именно в штаб.

Они зашли в лесную чащу, где стояли замаскированные зеленые танки. Отовсюду долетали обрывки разговоров. Юрий вслушивался в возбужденные голоса и старался сдерживать волнение.

— Девять, восемнадцать, двадцать семь, тридцать шесть, — считал кто-то гудящие над лесом самолеты.

Где-то тихо напевали «В далекий край товарищ улетает». Из одного танка послышалось:

— А хорошо будет звучать — если нашу бригаду назовут «Львовская»!..

Везде, повидимому, обсуждали сводку информационного бюро:

— Белорусские фронты крепко жмут. Этак они, пожалуй, раньше нас в Германию придут…

— Вильнюс освободили…

Юрий торопился за автоматчиком, но прислушивался к разговорам.

— А на нашем участке фронта пока пишут в сводке «без существенных изменений», — с сожалением вздыхал кто-то, и в голосе слышалось раздражение и неудовлетворенность.

Танкисты с любопытством разглядывали проходящего офицера в новеньком обмундировании. Чтобы придать себе независимый вид, Юрий сломал с березы прутик и начал поигрывать им, стегая по своим голенищам. В это время автоматчик, за которым он шел, куда-то исчез. Пройдя еще немного, Юрий увидел большую группу бойцов. Гвардейцы сгрудились на маленькой лужайке возле машин.

В центре сидел пожилой солдат с санитарной сумкой, без пилотки, с гладко зачесанными волосами, которые были недавно намочены и поблескивали. В мешковатой шинели санитар выглядел не по-боевому. Длинные гвардейские усы делали его лицо добродушным. Он разглаживал пилотку на коленях и что-то рассказывал. Смех окружающих поминутно прерывал его.

Юрий остановился, никем не замечаемый за кустами шиповника, под молодыми березками, и стал слушать:

— …А он возьми и обними ее спросонья. Будто зазнобу свою. Чуть не придушил даже… Потом богатырь Вихорь Вихоревич протер глаза и, конечно, подрастерялся маленько. «Экая, говорит, ты старая! Тьфу! А я то думал, что ты девка молодая, и уж любовь с тобой закрутить хотел». Она и отвечает ему: «Я, говорит, Смерть-Смертьевна, по тебя пришла». И костлявой ручищей цап его за плечо. Вихорь Вихоревич заартачился. Известно, помирать всякому неохота. И начал он хитрить. «Ладно, говорит, буду помирать. Только ты мне сперва помоги дела все доделать». «А много ли их, дел-то?» Он и давай ей работу свою перечислять. За что уже взялся, что задумал да начал, о чем помечтал только. Смерть-Смертьевна ворчит в ответ: «Нет, это не по мне такая жизнь. Лучше уж ты сам как-нибудь. А я посижу, подремлю, подожду». И до сей поры, сказывают знающие люди, все еще ждет Смерть-Смертьевна, когда богатырю делать нечего будет. Уж и забывать про него стала…

Усатый санитар замолчал, вытаскивая кисет. Поднялся невысокий молодой лейтенант в выцветшей застиранной гимнастерке. Сладко потягиваясь, он заложил руки за голову и жмурился, будто в лицо ему светило яркое солнце. Потом весело подмигнул санитару:

— Тебя, дядя Ваня, агитатором надо назначить. Хорошо говоришь. Верная сказка. Так и надо жить, чтобы и помирать было некогда. Ну, все. Сводку информбюро прочитали, задачу знаете, сказку послушали. Теперь спите скорее. Через четыре часа трогаемся…