Я стал героем - [3]

— Вы числитесь на предприятии?

— Числилась, сначала на снаряжении, потом на пособии.

— А теперь на большой дороге, — съязвил секретарь.

— Пусть так, — не поддалась Долли. — Столько шума вокруг Тима Мартло. Мне точно причитается.

— Прискорбно, — посетовал сэр Уильям. — Какая грубая корысть. Печально. Сколько Вам лет?

— Двадцать, — не смутилась Долли. — Двадцать лет, на руках ребенок, а имя отца выбито золотыми буквами вон там, в зале. По-моему, надо что-то делать.

— Полагаю, мисс… — заартачился Фосдайк.

— Уэйнрайт, Долли Уэйнрайт, хотя должно было быть Мартло.

— Полагаю, Вы всей душой любили Тима?

— Он мне нравился. Ему шел цвет хаки.

— Нравился? Уверен, дело обстояло куда серьезнее.

— Ну, допустим. А что? — полюбопытствовала предполагаемая мать ребенка Мартло.

— Убежден, — рассудил Фосдайк, — что Вы никогда не стали бы пятнать его светлую память.

Долли предложила сделку.

— Если со мной поступят честно, я поступлю честно с ним.

— Мисс Уэйнрайт, все, что погубило бы настроение этого вечера, немыслимо, — пришел на помощь своему лейтенанту сэр Уильям.

— Точно, — радостно согласилась Долли. — Если будете паиньками, обещаю, сцены не закачу.

— Сцены! — задохнулся сэр Уильям.

— Заметьте, — указала она, — это стоит мне немалого труда. Упустить верный шанс попасть на страницы газет. Я хорошо выхожу на снимках, кстати. Некоторые выходят плохо, а я вот — хорошо, и когда знаешь, что хватит пороха выкинуть номер, устоять непросто.

— Но Вы же сказали, что не устроите сцены!

— Бедным девушкам часто приходится делать что-то против воли. Я бы не стала закатывать обычной сцены. С истерикой и все такое. Истерика — это холодная вода по лицу, перепачканное платье и никакого сочувствия. Но ведь со сценами — чем серьезнее повод, тем жирнее куш, а сейчас повод есть, не находите? Столько суматохи вокруг Тима Мартло — награда должна соответствовать. Может, вы и не заметили, что если миленькая девушка закатывает сцену, то сразу получает предложения о браке? Так делают потерпевшие в полицейском суде, а потом судья передает письма мужчин судебному приставу и они вместе с девушкой просматривают их в поисках самого подходящего из честной компании.

— Но дорогая леди… — подал голос Фосдайк.

Жестом она остановила его.

— Ничего, ничего. Я и не думала еще о замужестве.

— Подумать непременно следует, — напомнил о добродетели сэр Уильям.

— В жизни есть вещи получше брака. Я все взвесила и не вижу в нем ничего стоящего для современной девушки.

— В Вашем случае, я бы сказал, брак — это все.

Долли фыркнула.

— Это потеря свободы. А мы отстояли наше право на свободу, так? Нет, я бы устроила сцену только ради фотографий в газетах, где их увидят киношники. Я хорошо выхожу не фотографиях, а остальное доделает моя романтическая история.

— Силы небесные, милочка, — возопил сэр Уильям, — есть в Вас хоть капля почтения? Фотографии! Все мои бескорыстные устремления Вы встречаете насмешкой. Вы… но все-таки! Вы не устроите скандала?

Девушка была холодна.

— Об этом, разумеется, можно договориться. Я всего лишь показываю вам, какой исключительный шанс упущу в случае уступки. Только представьте: я появляюсь и изливаю свое горе в момент, когда Вы за трибуной на фоне Юнион Джека перед толпой журналистов показываете табличку, провозглашающую Тима красой и гордостью Колдерсайда…

Сэр Уильям едва удержался от крика.

— Молчите, девушка. Фосдайк, — прорычал он, яростно обрушиваясь на секретаря, — какого черта Вы воображаете, что следите за делами, если у Вас под носом творится подобное?

— Он ни при чем, — смягчила удар Долли. — Я это приберегала для Вас.

— О-о, — застонал сэр Уильям. — А как счастливо все начиналось… — Он вынул авторучку. — Что ж, видимо, это единственный выход. Фосдайк, какое пособие мы назначили матери Мартло?

— Удвойте, накиньте фунт в неделю — что получается, мистер Фосдайк? — поспешила вставить Долли.

Сэр Уильям разинул рот, не веря в происходящее.

— Я о том, — при виде разинутого рта Долли снизошла до объяснения, — что она старая, не работала на снаряжении, не увиливала от подоходного налога и никогда не хотела попасть на экран. Что для нее — сумма, для меня — не деньги. Мой стандарт выше.

— Чем меньше, девочка моя, Вы говорите о своих стандартах, тем лучше, — возразил сэр Уильям. — Вам известно, что это шантаж?

— Ничуть. Я же ни о чем Вас не прошу. Если я лишь отмечаю, что минимальная плата в моем понимании — три фунта в неделю, никакого шантажа в этом нет.

Сэр Уильям молча вырвал листок из записной книжки Фосдайка.

— Три фунта в неделю!

— Нет, — разъяснила Долли. — Я не оцениваю возможную сумму так низко. Три фунта в неделю по нынешним временам маловато для девушки, попавшей в беду из-за красы и гордости Колдерсайда.

— А если Вы выйдете замуж? — предположил Фосдайк.

— Тогда я выйду замуж хорошо, имея собственные средства. Мне они полагаются ввиду того, что я вдова красы и гордости…

Глаза сэра Уильяма грозно сверкнули.

— Если я еще раз услышу эту фразу, я порву чек.

— Вдова Тима Мартло, — нехотя поправилась Долли. Сэр Уильям протянул ей только что подписанный документ. На простых, недвусмысленных условиях он соглашался пожизненно выплачивать ей три фунта в неделю. Пока она с ликованием читала бумагу, дверь испытала на себе пинок.