Я смогла все рассказать - [23]

Билл завел машину и повез меня домой, продолжая напевать. Ему все произошедшее доставило большое удовольствие. Я же, как в тумане, кое-как привела себя в порядок и уткнулась в окно. Мы проезжали мимо уютных домиков с горящими окнами. Как мне хотелось жить в одном из них! Где угодно, лишь бы подальше от матери, которая меня ненавидит и с легкой душой доверяет этому подлецу.

Подъехав к дому, дядя Билл повернулся ко мне, своей маленькой жертве, и улыбнулся. Вскоре я возненавидела эту лживую улыбку, но не перестала ее бояться.

– Нельзя никому рассказывать о том, что произошло, – сказал он, – потому что тебе все равно никто не поверит. – Он погладил меня по колену. – Мы с твоей мамой старые друзья. Она не поверила тебе в первый раз, не поверит и сейчас. Ты ведь помнишь, как она тогда рассердилась… – Он сделал паузу, чтобы я как следует осознала угрозу; он отлично знал, что мать не поверит ни единому моему слову. – Так что пусть это останется нашей маленькой тайной. Договорились? А теперь беги домой. Спокойной ночи, Кэсси.

Выйдя из машины, я заметила, что мама наблюдает за нами из окна. Билл весело помахал ей, прежде чем уехать. Я зашла в дом, дрожащим голосом сказала маме, что устала и хочу спать, и побежала на второй этаж в ванную комнату. Когда я закрыла за собой дверь, силы покинули меня, и я как подкошенная рухнула на пол. Меня всю трясло.

Полежав так немного, я включила воду и стала раздеваться. Между ног по-прежнему болело. Я сняла трусики и с ужасом обнаружила, что они все в крови. Что же все-таки произошло? Мне хотелось скорее смыть с себя всю грязь этого кошмара. Я с остервенением терла истерзанное тело и тихо плакала. В чем моя вина? За что я так наказана? Почему Бог не защищает меня?

Вымывшись и отстирав кровь с белья, я побежала в свою комнату и сразу легла в кровать. Закутавшись в одеяло, постаралась уснуть, но тревожные мысли гнали сон прочь. Едва закрывала глаза, как вновь чувствовала горячее дыхание на лице и потное тело, навалившееся на меня. Мне хотелось кричать, но я сдерживалась; хотелось побежать к кому-то, кто обнял бы меня и упокоил я, но не могла. Я затряслась в рыданиях и почувствовала себя еще более одинокой. Старших сестер, с которыми я делила комнату, в тот вечер не было дома. У Элен появился парень, и она часто ходила на свидания, а Роузи работала в вечернюю смену. Но даже если бы они были рядом, я все равно не смогла бы им ничего рассказать. Я никому не могла ничего рассказать, из страха, что мне не поверят.

Только верный пес Бобби почувствовал, как мне плохо, подбежал и лизнул мне руку. Я помогла ему забраться ко мне в постель и обняла его. Я молила Бога, чтобы он помог мне уснуть, чтобы картины ужасного вечера перестали преследовать меня. Я хотела забыться, а наутро обнаружить, что пережитое прошлым вечером было просто страшным сном, – я молила Бога об этом. В конце концов, изможденная, я уснула.

На следующее утро, едва открыв глаза, я уже знала, что это был не сон. Живот болел еще сильнее, чем накануне вечером, а между ног, там, куда Билл пихал свою «игрушку», появилось странное ощущение.

Папа заглянул в комнату и сказал:

– Вставай, Кэсси, в школу пора.

Он подошел к кровати взглянуть на меня, и на секунду я испугалась: «Неужели и он тоже?» В душе я знала, что папочка меня не обидит, но была слишком травмирована вчерашними событиями. Моя вера в мужчин пошатнулась, теперь я знала, что они могут со мной сделать, поэтому на секунду засомневалась в родном отце.

– Что-то ты неважно выглядишь, – проговорил он сочувственно. – Простудилась, наверное. Ты лежи, я скажу маме, что в школу ты сегодня пойдешь.

И, с нежностью подоткнув под меня края одеяла, поспешил вниз по лестнице.

Отзвуков родительской ссоры, доносившихся с первого этажа, лучше мне не стало. Только скандала мне не хватало. Я плотнее укуталась в одеяло, пытаясь отгородиться от мира. Затем послышались мамины шаги, и она ворвалась ко мне в комнату.

– Быстро вставай и марш в школу! – приказала она. – Тебе прекрасно известно, что сегодня я встречаюсь с подругами, а ты думаешь только о себе и хочешь мне все испортить. И не надейся, что я отменю свою встречу из-за твоих прихотей! – Она пристально посмотрела на меня. – Ты абсолютно здорова. Я не папа, меня ты не проведешь. – Потом присмотрелась внимательнее и прибавила: – Хотя… выглядишь ты, конечно, неважно.

Что это, внезапный приступ материнской любви? Сейчас мама, наверное, обнимет меня, успокоит и станет за мной ухаживать. Как бы не так. Она рассердилась:

– Ну вот! Теперь из-за тебя придется отменить все планы!

Я, как никогда, нуждалась в материнской заботе, была в отчаянии и хотела, чтобы кто-нибудь меня успокоил. Неужели она не видит, в каком я ужасном состоянии? Неужели ее материнский инстинкт на меня не распространяется? Похоже на то.

– Я прекрасно справлюсь одна, – сказала я тихо. – Просто полежу в кровати, и скоро мне станет лучше.

Она даже не пыталась скрыть облегчение. А я, наоборот, постаралась замаскировать свое разочарование. Снова мне приходится терпеть и притворяться, что все хорошо.

Я пыталась вообразить, что сделала бы нормальная мать, например мама Клэр, увидев, что дочь лежит в кровати, явно не в себе, и страдает от боли. Наверное, она быстро поняла бы, что ей плохо, и попыталась помочь. Мама моей подруги все время спрашивала, как у нее дела, внимательно выслушивала и изо всех сил старалась помочь и утешить, если случалась какая-нибудь неприятность. Мне было совершенно ясно, что мама Клэр близко не подпустила бы к своей дочери человека вроде дяди Билла. Она полностью поверила бы своей дочери, расскажи та ей о надругательстве и унижении. Она уберегла бы Клэр от тех ужасов, какие мне пришлось пережить.