Я слушаю детство - [12]

- Ох ты, нечистая сила! - пробормотала Пелагея Христофоровна, скоренько наложила на себя крест и пошла к карте.

- Покажите, где расположен город Ленинград. Да не пальцем показывайте, а палочкой-указкой.

Пелагея Христофоровна взяла со стола палочку-указку, отчего столик вздрогнул и затрясся мелким бесом, вытерла ладонью взопревший лоб, начала искать на карте Ленинград.

Искала долго, напряженно дышала, морщила лицо и, когда наконец нашла, торжественно и прочно уставила в него указку.

- А что вы можете рассказать о Ленинграде, о пролетарской революции?

- Да ничего. Я ж в нем не была, в Ленинграде.

- Но ведь я задавал прочесть в книжке.

- Не успела. Бочки в Салгире замачивала. Скоро капусту солить, а бочки текут. У мамки-то небось тоже бочки текут?

- Текут. Сейчас, Пелагея Христофоровна, не об этом разговор.

Ватя поскрипел ботинками и вызвал Дарью Афанасьевну.

Дарья Афанасьевна, спотыкаясь на каждом слове, будто слово слову костыль подавало, начала рассказывать о штурме красногвардейцами Зимнего дворца, о декретах о мире и земле, о пароходе "Аврора".

- Не пароход, а крейсер, - поправил Ватя.

- Ну, крейсер, - согласилась Дарья Афанасьевна.

Когда она что-нибудь забывала - память-то, люди милые, не мешок: положил да завязал, - Минькина бабушка подсказывала.

Это было до того смешно, что Минька зажимал рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Ватя отводил глаза в сторону. Делал вид, что не замечает подсказок.

Потом он попросил бывшую келейницу тетю Нюшу рассказать о рабочих отрядах, которые посылались в деревни для подмоги крестьянам.

Тетя Нюша приступила к рассказу и тут же вспомнила, что недавно в деревне Катерлез кулаки обстреляли из обрезов тракторную колонну. Старушки завздыхали, засморкались. Ватя счел нужным вмешаться и сказать, что скоро с кулаками будет покончено.

Минька слушал Ватю и диву давался: откуда у Вати что бралось! "Не хуже нашего деда выступает, - подумал Минька. - Не напрасно бабушка про Ватю говорила: чего языком не расскажет, пальцами растычет".

Потом был диктант. Ватя опять расхаживал по классу, скрипел башмаками и диктовал из букваря:

- Ам, сам, сом. У сома ус. Сом с усом. Усы. Крысы.

- И куда тебя понесло! - возмутилась Пелагея Христофоровна. - Нешто можно чернилами за твоим языком угнаться.

Ватя сбавил скорость:

- Уши, ужи. Жили, шили. Ух, пух, лопух.

- Ты бы меня по старости с тягла спустил, - откладывая перо, сказала тетя Нюша. - Читать я выучусь, а писать пусть внуки за меня учатся. Не пишет оно у меня, перо твое. То с него льется, то соломы нацепит и тянет, загребает.

- Вы опять, тетя Нюша, панику разводите: все перо в чернила суете, а я вам сказал - до половины нужно. И не давите на него кулаком, а пальцем прижимайте.

Ватя подошел к тете Нюше, взял перо и показал, как надо писать.

И вновь началось:

- Осы. Босы. Вор. Сор.

Когда диктант закончился, Ватя собрал тетради. Повел беседу о боге. Бог - это поповская брехня, и сроду бог не водился ни в небе, ни на земле. И что в богоявленную ночь небо не открывается и никто сверху на землю не глядит. И что разные Евдокии-свистухи и Юрии-вешние, ленивые сохи, к урожаю на хлеб никакого отношения не имеют. И что святой Егорий не ездит на белом коне по лесам и наказы зверям не раздает. А звери сами по себе живут. И если бы даже такой Егорий к ним ездил, то они давно бы его съели вместе с белой лошадью. Так что все это чепуха на постном масле, Игнашкины выдумки.

Старухи слушали Ватю, но некоторые роптали, что и без того сегодня, по причине ликбеза, пропустили обедню и что Ватя сверх меры богоборствует, на Игнашку напраслину наводит.

Но Ватя не унимался, распекал святых дев и апостолов. И еще Ватя сказал, что римский папа Пий XI организовал крестовый поход против Советской власти. Вот она, мировая буржуазия! (О Пии XI Ватя прослышал от Минькиного деда.)

Старухи кивали, соглашались с Ватей в отношении мировой буржуазии и Пия XI где-то там, в Риме. Но, когда Ватя вновь затронул Игнашку, надулись как мыши на крупу: Игнашка свой, не римский, живет под боком, и какая из него мировая буржуазия, когда он в лохмах ходит!

Проговорив о боге, приступили к занятиям по арифметике, цифири.

Солнечное утро. Ребята возле стереоскопа. Ватя сменил у окуляров Миньку, но тут же поманил его.

- Уходят, вижу! Замок запирают. Один в пиджаке и в мягких сапогах с долгими голенищами, другой - в блузе и тоже в таких сапогах. И серьга, наверное, в ухе у каждого болтается. У цыган это уж манер такой, чтобы серьги. Уходят в степь. Через забор махнули.

- Неужто Игнашку боятся?

- Народ сейчас потянется на молитву. Ну как, пойдем на кладбище?

- Конечно.

Ребята бросили стереоскоп посреди двора и выбежали на улицу.

У Вати в кармане было несколько старых ключей и отмычек, нарубленных и расклепанных из толстой проволоки. У Миньки - стамеска как холодное оружие и фонарь с батарейкой.

Возле пекарни Аргезовых встретили Аксюшу. Она покупала крендели с патокой.

- Куда это вы мчитесь?

Ватя на ходу крикнул:

- К Игнашке кофей пить!

- Нет, правда?

- Ей-богу!

- Погодите, и я с вами!

- Некогда, Аксюша! Кофей стынет!