Я сказала правду - [2]

Что Патрик думает о нас, сказать было сложно. На лице у него застыло абсолютно нейтральное выражение.

– Ну, Патрик ведь знает, что маленькие мальчики иногда шалят, – произнесла Тина. – В конце концов, он и сам ведь когда-то был таким же проказником.

– До того, как стать ай-ти, – откликнулась я.

– Но он был хорошо воспитанным маленьским проказником, – продолжила Лулу и похлопала Патрика по руке.

– Конечно, – проговорил тот. – Мой отец придавал большое значение манерам поведения за столом.

– Ты что, хочешь сказать, что наши дети плохо воспитаны? – спросила Тина, обменявшись с мужем, Франком, сердитыми взглядами.

– Можно, – изрекла вдруг моя мама. Это был ответ на немой вопрос Арсениуса: «Можно мне еще яблочного сока?»

– И пожалуйста, – сказала я. Что означало: «Можно мне еще яблочного сока, пожалуйста?»

– Дайте мне яблочного сока! Сейчас же! – потребовал Арсениус. – Мне нужно перебить чем-нибудь этот отвратительный вкус.

– И мне тоже, пожалуйста, еще сока, – прошептала Хизола.

– Невоспитанные, зато выражаются метко, – заметила Лулу.

– Сначала своих детей заведи, потом будешь высказывать мнение, – парировала Тина.

– Я дипломированный педагог, – взорвалась Лулу. – И вот уже шесть лет работаю с детьми. Полагаю, что я уже сейчас могу высказываться на тему воспитания.

– Девочки! – Мама налила Арсениусу и Хабакуку яблочного сока и поставила бутылку обратно в буфет. – Хватит уже. Каждое воскресенье все об одном и том же. Что о нас подумает Патрик?

Патрик сохранял все то же, непроницаемое выражение. Он жевал свиную сосиску, устремив взгляд на фигуру фарфорового леопарда почти в натуральную величину, которая стояла на большом мраморном подоконнике рядом с пальмой в бело-золотом горшке. Этот великолепный ансамбль довершали бело-золотые занавески со шнурами, украшенными двумя невероятно упитанными ангелочками. Если Патрик в этот момент вообще думал о чем-то, то наверняка мысль его была следующей: «Это самая безвкусно обставленная столовая из всех, где мне доводилось бывать».

И у него, несомненно, было основание так думать.

По обстановке комнаты безошибочно угадывались предпочтения моей мамочки: куда ни глянь, всюду пухлые ангелочки и бело-золотая цветовая гамма. И леопарды. К этим диким кошкам мама питала особенно нежные чувства. Любимой ее вещицей был торшер, подставка для которого была сделана в виде леопарда.

– Совсем как настоящий, правда? – любила она спрашивать.

И точно. Если бы на голове у леопарда не красовался бело-золотой абажур, наверное, его можно было бы принять за настоящего, особенно учитывая, что шерсть и усы у него были самые что ни на есть натуральные.

Каждое воскресенье наша семья собирается на обед в этой клетке с хищниками. Только Рики, моей второй по старшинству сестры, с нами не бывает. Она живет с мужем и дочкой в Венесуэле. И даже мама, которая в географии полный ноль, успела уже понять, что нельзя вот так запросто смотаться из Венесуэлы на обед к родителям в Дельбрук[2].

– В той Венесуэле, которая в Южной Америке, – иногда поясняла она знакомым. – А не в той, которая в Италии.

Как я уже говорила, в географии мама полный ноль. А вот свиные сосиски у нее получаются просто супер. Я съела три штуки, а Хабакук – целых четыре. К картошке с капустой он больше так и не притронулся. Но под конец обеда Тина, как всегда, забрала у Франка пустую тарелку, поставив перед ним тарелки детей. А Франк и глазом не моргнув подмел все остатки еды, включая те, которые уже были пережеваны. В прошлом году Арсениус жутко вопил, когда Франк, по привычке доедая из тарелок детей, заглотил выпавший у Арсениуса молочный зуб, который тот положил на край блюда. Мне до сих пор становится плохо, как только подумаю об этом.

Обсуждение проблем воспитания сошло на нет.

– Вот всегда так, – все-таки добавила Тина. – Своих детей нет, а к моим вяжутся постоянно.

Я налила себе и Хизоле яблочного сока.

– Спасибо, – прошептала Хизола.

– Бабушка, Герри у нас весь сок выпьет! – завопил Хабакук.

– Дедушка принесет из кладовой еще, – сказала мама и окинула меня злобным взглядом. Папа встал и скрылся в кладовой.

Он вернулся с яблочным соком и каким-то конвертом, который протянул мне.

– Тебе письмо, Герри. – Папа легонько погладил меня по щеке: – Ты сегодня какая-то бледная.

– Это потому, что она совсем не бывает на свежем воздухе, – тут же вставила мама.

– С каких это пор вы стали получать мою корреспонденцию? – спросила я. Конверт уже был любезно распечатан, видимо, чтобы мне не пришлось напрягаться. Я взглянула на имя отправителя: – К. Колер-Козловски. Не знаю такого.

– Ну конечно же, ты знаешь Клауса, – сердито возразила мама. – Он хочет пригласить тебя на встречу выпускников.

– Разве у него двойная фамилия?

– Современные мужчины часто берут себе двойную фамилию, – сказала мама.

– Но не в том случае, когда жену зовут Кошелка, – возразила я.

Арсениус и Хабакук от смеха брызнули яблочным соком прямо на скатерть.

– Если бы тогда ты пошла с ним на выпускной, его бы сейчас звали Клаус Колер-Талер, – мечтательно произнесла мама. Это была одна из самых любимых ее фантазий.

– Да нет, готова побиться об заклад, что он просто хотел, чтобы у него было три К в инициалах, – сказала Тина. – Кто он по профессии? Крутой королевский кондитер?