Я - шулер - [2]

Начинают происходить странности: Юрка зачастил в общежитие. Он – одессит, до этого мы его и на лекциях-то когда-никогда видели, и вдруг ежедневно наблюдаем.

Оказалось: роман у него. С Галкой, из нашей же группы. Этого мы уж совсем понять не могли. Променять ТЕХ женщин на Галку?! Костлявую троечницу, улыбчиво-покорную, из непроизносимого молдавского села?.. Каждый из нас мог бы сказать, что она ему глазки строила: такая манера у нее была глядеть – покладистая.

Подробно рассказываю потому, что все это будет иметь значение.

По осени нас отправляют в колхоз.

Под жилье выделяют сельский клуб. Причем мы, как самый малочисленный факультет, живем в пристройке к сцене, в зале – основная масса приехавших. На раскладушках. На самой сцене – авторитеты. Студенты из самых блатных. Дверь на сцену с нашей стороны заставлена шкафом. Над ним в двери зияет дыра, и по вечерам мы слышим, как блатные отвязываются.

Наша аудитория поделена пополам ширмой, за ней женская половина. Не половина – пять девчонок. В том числе – Галка.

Однажды ночью слышу за ширмой голоса. Нежножизнерадостный шепот. С тоской узнаю персонажи. Один – Галка, похоже, и в этот момент улыбающаяся. Второй... Гришка, староста курса. Гришка – из тех, кого я не хотел бы числить в друзьях. После армии, выглядит взросло: тяжеловатый, чернявый, с морщинами, но... Тоже улыбчивый, покладистый. Поссориться с ним невозможно. Потому и в старостах.

За Юрку тоскливо. Он, конечно, в колхоз не поехал – этого еще не хватало... Но как можно было связаться с этой?! С другой стороны, и Гришку я мог понять: любопытство, видать, взяло. Что-то же нашел в ней Юрка? Чего не нашел в ТЕХ женщинах.

Долго я ворочался в ту ночь.

На следующий день к вечеру наезжает Юрка. На своих красных «Жигулях». Проведать любимую. Любимой – хоть бы хны... Привычно улыбается Юрке. Гришка, конечно, хвост поджал, тихонько поспешил снять свою кандидатуру. Тоже улыбается, мерзавец. Привычно.

Юрка, к удивлению, на ночь остался. За ширмой с Галкой, но уже – официально.

Гришка – ничего, быстро заснул.

Я опять ворочаюсь. И не хочу, а прислушиваюсь. Из-за ширмы – ни звука.

Те, за дверью, галдят, даже визжат время от времени. Может, потому и не слышно ничего. Из-за ширмы.

Почти засыпаю – вдруг: свист, улюлюканье... Через пробоину в двери летят в комнату помидоры. Блатные развлекаются. И тут же мгновенно на шкаф взлетает голый Юрка. Резким, отрывистым движением швыряет что-то в «оборотку». Что-то посущественней. Показалось, нож. Честно сказать, от него такой стремительности не ожидал. Насчет решительности – не знаю. В зале как-никак сотня парней; те, которые на сцене, – главари.

Удивительно, главари сразу стихли.

Казалось бы, инцидент исчерпан. Причем наша сторона – не то чтобы победила, но достоинство соблюла. С продолжением – лучше не рисковать. Юрка произвел впечатление.

Плохо мы его знали. Он появился из-за ширмы уже одетый, подошел почему-то ко мне, тронул за плечо. Не спросил, сказал:

– Поможешь... – И пошел к выходу.

Хотелось притвориться спящим, как все остальные, наши...

На улице я, неискренне зевнув, предложил:

– Может, разбудим остальных?..

– Справимся, – серьезно ответил он.

И пошел к главному входу в клуб.

Как мне не хотелось идти!..

Юрка проследовал через зал. Под вызывающую тишину. Поднялся на сцену. Тут также царил покой, поразительно: блатные старательно спали. Забыв погасить тусклую далекую лампочку.

– Кто бросал?! – громко, строго, спокойно спросил Юрка.

Спящие талантливо заворочались спросонок. Все это походило на сцену из спектакля.

– Кто?! – герой фамильярно двинул коленом рядом лежащего.

– Ну я! – видно спохватившись, с вызовом откликнулся один из, похоже, главных. И с вызовом же сел на раскладушке. Спортивный, кучерявый. – Что дальше?!

Юрка начхал на вызов. Уверенно направился к нему, проснувшемуся. Подойдя, спросил:

– Зачем бросал?

– Все бросали, и я...

Не договорил. Юрка тщательно, с дожимом вмял ему в глаз помидор. Оказывается, держал до сих пор в руке. Сок, семена, кожура потекли по не успевшему отстраниться лицу.

Кучерявый не пикнул. Весь был занят тем, что счищал с лица овощ.

– Пошли, – сказал мне Юрка. И под уцелевшую тишину пошел через зал к выходу. Действующие лица на сцене играли сон.

Утром в столовой к нашему столу была послана делегация. Передала приглашение:

– Вечером у входа в клуб будем разбираться.

– Может быть, вы окажетесь правы? – спросил едкий Юрка.

Мы знали, что он приехал только на вечер. Меня это беспокоило, был уверен: уедет. Не уехал.

Зато днем всем нашим сокурсникам, включая Гришку, срочно понадобилось отбыть в Одессу.

Вечером мы с Юркой сиротливо и, на мой взгляд, обреченно сидели у входа. Поодаль собиралась стая. Причем съезжались почему-то и местные. На шумных мопедах.

Я трусил. Не понимал, на что рассчитывает сообщник. И чего еще ждут те.

Сообщник докурил сигарету, бросил. Сам направился к стае. Я, совсем уже как под наркозом, последовал за ним.

Стая расступилась, Юрка оказался в центре, прямо против того кучерявого и его дружков, приближенных.

– В Одессе вас убьют.

Он сказал это... Не пугал, не угрожал. Пооткровенничал.