Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни - [186]

Удивительно, что такие «мелочи» не были предусмотрены в этом, тогда совсем еще новом госпитале, построенном в конце 70-х годов и, по-видимому, оснащенном современным оборудованием.

ПОНИКШАЯ ГОЛОВА И СПИНА В ПИЖАМЕ

В октябре 1987 года Кима просят приехать в Ригу и дать интервью. Там снимается телевизионный фильм о работе советской контрразведки в Латвии в начале войны. Ким неожиданно соглашается, хотя до этого всегда отказывался от встреч с журналистами. В то время в зарубежной печати мелькали самые нелепые высказывания и домыслы о нем, вплоть до сообщений о его смерти. Чтобы опровергнуть всяческие слухи, Ким согласился дать интервью, и мы отправились в Ригу.

Когда мы приехали на Рижский вокзал, пошел проливной дождь. Мы промокли до нитки, так как наш вагон оказался в самом конце платформы; Идя к вагону, невольно ускоряли шаг, и Ким совсем выбился из сил. Он так и не успел прийти в себя, когда мы прибыли в Ригу. На вокзале к нему сразу подскочили журналисты с микрофонами и телекамерой, что застало его врасплох. Он тяжело дышал и выглядел очень напряженным.

На следующий день нас повезли в Сигулду и Юрмалу, где были съемки. У Кима подкашивались от слабости колени, и он падал на ровном месте. К концу дня Ким едва держался на ногах, и я сказала, что нам надо торопиться обратно в Ригу, так как Киму необходим врач. Но мне ответили, что запланирована встреча с Раймондом Паулсом, известным композитором, и мы не можем отказаться от такой чести. Мы все-таки отказались, и тогда Лукашевич (автор фильма, генерал КГБ на пенсии) сказал, что мы не можем обидеть его жену, и повез нас к себе домой. Никто не понимал, насколько тяжело Ким болен.

Наконец мы добираемся до своей гостиницы. Приходит врач, состояние Кима вызывает у него тревогу. На следующий день его осматривает профессор, назначает инъекции и строгий постельный режим. Вскоре появляется журналист, чтобы договориться о завтрашнем интервью в телестудии. Я говорю, что это невозможно, хотя болезненный вид Кима красноречивее моих слов. Телевизионщик взбешен и уходит, почти хлопнув дверью. Через некоторое время приходит Лукашевич и мягко уговаривает Кима. Я иду на компромисс и ставлю условие: снимать его будут в холле гостиницы и не более 20 минут. Эти условия были соблюдены, и Кима больше не тревожили. Так как ему предстояло провести в поезде полсуток без врачебной помощи, я решила задержаться на несколько дней, чтобы подлечить его. Большую часть времени он провел в постели, и только иногда мы спускались в бар для поднятия духа. Когда он немного окреп, мы вернулись домой, проведя в Риге всего неделю.

Хотя Ким внутренне готовил себя к госпитализации, он неожиданно стал быстро поправляться и выглядел вполне здоровым, когда его снимали в телевизионном фильме, посвященном Грэму Грину. Всю зиму, до самого марта, Ким чувствовал себя хорошо, был бодрым и веселым, а в конце января 1988 года встречался с Филиппом Найтли, английским журналистом. Его интервью было опубликовано в газете «Санди таймс» в конце марта того же года.

А незадолго до этого, в начале марта, состояние Кима стало ухудшаться, что, как обычно, сопровождалось бессонницей. Он сидел на кровати ночи напролет, прочитывая одну книгу за другой. Когда я заметила в его руках медицинскую энциклопедию, он признался, что у него «seeing double» (двоится в глазах).

— Как долго? — встревожилась я.

— Трое суток, — ответил Ким, но врача вызывать не разрешил, хотя и прочитал в энциклопедии, что это наиболее опасный симптом сердечного заболевания.

На следующий день после этого разговора Ким падает в ванной. Подняться не может, но сознания не теряет и просит:

— Подними меня.

Тело совершенно безжизненное, и я не могу сдвинуть его с места. Пока набираю номер «Скорой», он пытается ползти. Я прошу не двигаться, не напрягаться — это опасно. Все еще не могу дозвониться. Подкладываю ему под голову подушку, и он понемногу ползет, толкая ее перед собой, несмотря на мои протесты. Когда приехала «Скорая», он лежал в прихожей.

Кима укладывают в постель. Его осматривают терапевт и невропатолог. Они не находят ничего опасного и даже не видят необходимости в госпитализации. Не вызывает у них тревоги и его «seeing double», о котором я им говорю.

Киму становится немного лучше, и следующий день проходит спокойно. Но потом снова наступает ухудшение, появляется сильная одышка. Приезжает лечащий врач, настаивает на госпитализации, и Ким уже не сопротивляется. За ним обещают прислать машину на следующее утро. Когда время переваливает за полдень, я звоню в поликлинику. Мне отвечают, что нет машины и что сообщат, как только она появится. Наконец звонит телефон: машина вышла. Это значит, что она будет у нас через 15–20 минут. Мы одеваемся и ждем. Ким сидит на стуле у двери. Проходит час, другой… Пытаюсь выяснить по телефону, в чем дело. Отвечают, что машина выехала, но куда, не знают. Наконец приезжают, говорят, пришлось куда-то срочно заехать.

В госпиталь приезжаем вечером, Кима оставляют перед пустым кабинетом. Никто не обращает на него внимания. Сидим в коридоре. Некто в белом халате проходит мимо. Пытаюсь остановить — отмахивается. Хватаю за рукав очередной белый халат и слышу одно и то же: