Я сделаю с тобой все, что захочу - [3]

За двадцать две минуты одному человеку каждый раз удавалось совершить маленькое чудо – накрыть стол только для меня.

С каждым новым днем, проведенным на этой земле, я все больше убеждалась в том, что Карло любит меня больше жизни.

Он не переставал меня любить даже после того, что я устроила на свадьбе его сестры. Это событие было подготовлено безупречно, до самой последней мелочи. Карло отвез Луче к своим родителям, лишив меня возможности оправдать свое отсутствие в церкви.

Когда, уже практически стоя на пороге, он обнаружил, что я только собираюсь завтракать, то в недоумении воскликнул:

– Ты до сих пор в пижаме? Милая, как же так! Мы опаздываем, а я… Я должен вести сестру к алтарю… Уже давным-давно надо было выехать из дома!

– Прости, пожалуйста. Я плохо спала, у меня болит голова, но я постараюсь приехать вовремя. Не жди меня, поезжай один.

Карло опустил глаза и пробормотал:

– Как хочешь. Но прошу тебя: не опаздывай слишком сильно.

Помолчав, абсолютно спокойным, умиротворяющим тоном добавил:

– Пожалуйста, ради меня.

При этом, само собой, он думал о своей матери, которая только и ждала, чтобы я выкинула подобный фокус.

Дверь за Карло закрылась. Я окончательно убедилась в том, что его машина отъехала от дома, и лишь тогда начала одеваться и краситься. Время от времени я поглядывала на часы, которые отсчитывали минуты, остававшиеся в моем распоряжении. Наконец я обулась, надела платье, взяла сумку и отправилась на церемонию.

Без всякой спешки я миновала три квартала, которые отделяли меня от церкви Святого Назария, пересекла садик, где выросла Луче, прочла, остановившись у киоска, заголовки газет. По дороге внимательно смотрела под ноги, обходя лужицы, хотя меня так и подмывало с разбегу прыгнуть в самую глубокую и заляпать новое платье.

Интересно, сколько пришлось молиться дорогой Надирии, чтобы дождь вовремя прекратился?

Впрочем, вздохнув, я отогнала от себя дурные мысли о свекрови: день предстоял долгий.

Закрытые двери и ставни магазинов вокруг меня свидетельствовали о том, что сегодня выходной.

Я вышла на площадь перед церковью в ту самую минуту, когда подружки невесты в платьях цвета лаванды стали приглашать всех гостей внутрь, поскольку невеста должна была вот-вот подъехать.

«Всех, кроме меня», – подумала я, нарочно замедлив шаг.

Машина Карло, не останавливаясь, проехала мимо и скрылась за церковью. Последней в храм должна была войти невеста. Но я все еще стояла снаружи.

«Ну что ж, попробуем еще разок!» – подумала я и усмехнулась, предвкушая результат своей выходки.

Переступив порог храма, я на миг остолбенела: вокруг разливалось дивное благоухание. Убранство церкви поражало великолепием. Марта все организовала безукоризненно.

Алтарь и скамьи утопали в орхидеях, гладиолусах, каллах, розах, белых лилиях и туберозах, источавших волшебный аромат.

Я застыла как вкопанная, чуть покачиваясь на каблуках.

Моя фигура в чудесном светлом платье цвета слоновой кости (почти белом) отчетливо вырисовывалась в глубине центрального нефа, она была хорошо видна даже тем, кто сидел в первых рядах, включая Надирию, которая в ужасе воззрилась на меня из-под полей шляпки.

Все поднялись с мест, и свадебный марш зазвучал как раз тогда, когда Марта у дверей храма поставила свою атласную туфельку на мостовую, выбираясь из шикарного лимузина.

При первых звуках марша Мендельсона с лица Марты мигом сошло выражение кротости. Опираясь на руку брата и дрожа от ярости, она проговорила:

– Она даже мой свадебный марш присвоила. Да что же это такое!

Карло поджал губы и покачал головой. На безупречно накрашенном лице его сестры сверкнула слеза.

В восемь с небольшим я намазывала джем на хлеб и в очередной раз вспоминала тот день и выражение лица Марты. С тех пор почти пятнадцать лет прошло, но я так и не смогла забыть взгляд, которым она одарила меня тогда в церкви. В паре метров от жениха Марта остановилась и уставилась на меня с искренней ненавистью. Именно тогда я заметила, насколько она похожа на Надирию. Не выпуская банку джема из рук, я рассмеялась.

Карло любил меня, несмотря на то что его мать непрестанно повторяла: «Эта сумасшедшая испортит тебе жизнь».

Он из кожи вон лез, но забирал Луче из сада каждый раз, когда я ее там забывала, и придумывал мне достойные оправдания, чтобы я казалась лучше, чем есть.

Карло любил меня, как любят больных людей, – ни о чем не спрашивая и ничего не требуя. И кроме того – он так и не понял, что на самом деле я вовсе не больна.

Он терпел мое молчание, не допытываясь, о чем я думаю.

Он оставлял мне записочки на холодильнике: «Люблю тебя, малышка». Карло действительно относился ко мне как к маленькой девочке.

Позавтракав, я снова забралась под одеяло – обожаю так делать. Впрочем, через несколько минут я поднялась, заглянула в твою комнату, Луче: беспорядок, словно после взрыва бомбы, – как это похоже на меня. Именно поэтому я и не имею на тебя влияния. Утром ты красилась: на трюмо валялись открытые тени.

Я тебя даже не видела. Ты наверняка проскользнула в ванную вместе с отцом и спросила: «Пап, как мне лучше – с хвостом или с распущенными волосами?» Карло, естественно, состроил безразличную мину и как ни в чем не бывало ответил: «Конечно, с хвостом. А то волосы будут мешать тебе на занятиях».