Я с тобою, Шуламит - [7]
Вот, дверь открылась, ты поднимаешься по лестнице. Мне ли не знать твоих шагов…
Какой приятный день сегодня. Жара, наконец, спадает.
Да, я опять задержалась после работы, но ты даже не спрашиваешь, который час.
Не волнуйся, Шмулик, я не нарушу твой покой и не стану приставать с разговорами. Можешь спокойно читать газету, надеюсь, хоть она тебя чем-нибудь порадует!
Ничего другого от твоих родителей я просто не ждала, можешь не беспокоится. И не собираюсь сводить счеты со стариками, пусть делают, что хотят.
Впрочем, они всегда делали, что хотели. Как и ты. Как и твои братья. Стойкое положительное семейство Шварц!
Родители были так довольны моим браком, — хорошая культурная семья, ашкеназы. И никто не заметил главного, — твоя мать пережила Катастрофу! Казалось бы, что это меняет, все дети родились уже в Израиле? Но ты лучше всех знаешь, что случилось с твоей матерью. У нее не осталось сил жить, вот что с ней сделала Катастрофа.
Ты же никогда не знал ни любви, ни ласки! У твоей матери не осталось сил даже на любовь к собственным детям! Может быть, только с младшим она пробудилась, но это уже ничего не меняло для нас с тобой.
Как мне хотелось в наши первые годы приласкать тебя, обнять, положить голову на плечо…
Но ты ничего не понимал. Любая нежность вызывала только одну реакцию — завалить меня на кровать и расстегнуть брюки. Я просто боялась твоих жестких бесстыдных рук, которые сразу лезли в интимные места, вызывая унижение и боль.
Ты никогда не мог просто обнять меня, погладить по голове… Особенно во время беременности, когда так нужны поддержка и внимание. Но ты окончательно терял интерес, если не светил секс, ты вовсе не замечал меня в это время. Хорошо, что после Галя родились близнецы, я бы не выдержала третьего раза. Это я-то, которая всегда мечтала иметь много детей!
Знаешь ли ты, что у меня никогда не было другого мужчины? Теперь я страшно жалею. Все больше приходится стыдиться собственного тела — позорных складок на боках, дряблого подбородка. Уже никому не понадобятся мои безумные ласки, которые я сочиняла ночами под твой равнодушный храп. Мои груди и плечи мерзли от одиночества. Чтобы уснуть, я научилась удовлетворять себя сама, прямо в постели, благо тебя ничто не могло разбудить.
Зачем я вспоминаю все это? Зачем я живу своими обидами? Не знаю. Наверное, их было слишком много.
Я училась лучше всех в семье, я обожала читать, уже в восьмом классе я победила на конкурсе юных переводчиков. Даже мой папа, который всегда потакал мальчишкам, согласился оплатить учебу в университете. А ведь у него было семь детей.
Разве это интересовало тебя или твоих родителей? Магазин — вот что вас интересовало! Твоему отцу требовалась помощница, а тут — молодая невестка, что может быть лучше? Бесплатно и надежно.
Вместо университетских друзей я обрела общество твоего отца с его вкусами и взглядами на жизнь!
Чего стоила вывеска, которую он прилепил над входом — нелепая дама в нелепой шляпке, какие сто лет никто не носит. Хорошо хоть убедила ее убрать. Дай ему волю, он бы весь магазин заполонил бархатом и шотландкой в клетку!
«Шварц и сыновья»! Посмотрела бы я на его сыновей, особенно на чистюлю Эяля, за прилавком. Как он меряет ткань или торгуется с марокканской мамашей за метр тюля!
Если бы я не забеременела тогда, то просто сошла бы с ума!
И тут началось самое страшное — ты не хотел этого ребенка! «Почему не подождать пару лет?» — вот что ты сказал!
В то время, как ребенок уже жил во мне! И это был Галь, Я даже сейчас с ужасом думаю, что мы могли его убить!!
Боже, какое это было счастье, — ощутить в себе его движение, его отдельное самостоятельное существование. Я будто плыла по небу, ничто не могло меня огорчить, я любила весь свет, даже твоего отца, потому что в нем была частичка моего ребенка.
Ты мог бы радоваться вместе со мной, но тебе было некогда. Тебе всегда было некогда…
Да, ты прав, со временем я полюбила наш магазин. Я превратила его в настоящее элегантное заведение с прекрасным выбором тканей. Я даже начала шить на заказ, я всегда любила рукодельничать.
А какой прекрасный костюм для каратэ я сшила Галю! Весь класс приходил смотреть.
И как быстро он вырос из этого костюма…
В первый год в армии, ты помнишь, они все время пропадали на границе.
Он скрывал, мой бедный мальчик, но разве трудно было догадаться. Тем более, я каждый день звонила Мирьям. Впрочем, откуда ты можешь знать про Мирьям, мы, матери, договорились скрывать, что общаемся друг с другом.
Я пыталась хоть как-то облегчить его жизнь, — перешивала жесткие воротнички на рубашках, вязала теплые носки. Они же так мерзли ночью на улице!
А потом он принес эту сумочку…
Самая обыкновенная брезентовая сумка, какие носят на поясе.
«Мама, — сказал мой мальчик, — придумай что-нибудь получше, здесь очень карман глубокий, трудно доставать гранату».
Он носил в ней гранаты! Мой маленький солдат, он мог не достать гранату и погибнуть из-за какого-то кармана на сумке!
Что я ответила ему, как ты думаешь? «Мне нужны точные размеры», — вот что я ему ответила.
«Нет ничего проще, — сказал мой сын, — в следующий раз я просто принесу саму гранату».
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Этот роман – «собранье пестрых глав», где каждая глава названа строкой из Пушкина и являет собой самостоятельный рассказ об одном из героев. А героев в романе немало – одаренный музыкант послевоенного времени, «милый бабник», и невзрачная примерная школьница середины 50-х, в душе которой горят невидимые миру страсти – зависть, ревность, запретная любовь; детдомовский парень, физик-атомщик, сын репрессированного комиссара и деревенская «погорелица», свидетельница ГУЛАГа, и многие, многие другие. Частные истории разрастаются в картину российской истории XX века, но роман не историческое полотно, а скорее многоплановая семейная сага, и чем дальше развивается повествование, тем более сплетаются судьбы героев вокруг загадочной семьи Катениных, потомков «того самого Катенина», друга Пушкина.
Что есть любовь? Преданность Родине, тоска по дому, обаяние ребенка, страсть женщины? Роман «Там, где течет молоко и мед» об обетованной Любви, музыкальная притча о четырех поколениях большой еврейской семьи, ветвистом дереве, срубленном под корень и возродившемся вновь. В книгу вошли также три повести – три истории в монологах, словно три пьесы, продиктованные жизнью. О страсти и усталости, надежде и вечном непонимании друг друга, смерти, предательстве, отчаянии. И всегда о любви. Как и в первой книге Елены Минкиной-Тайчер «Эффект Ребиндера», выпущенной издательством «Время» и получившей признание читателей и литераторов.
Повесть из сборника "Женщина на заданную тему"Он сразу ее заметил — огромные шоколадные глаза, тяжелые черные кудри по округлым плечам. А незнакомка в шутку решила — пусть влюбится, всего на одну неделю, даже на один день. Но до потери сознания, до забытья, до умопомрачения.Случайная встреча.У каждого своя жизнь и свой дом.И звенящая душевная близость, будто сам Господь когда-то создал эту женщину из ребра этого мужчины.
Автор горячо принятых читателями и критикой романов «Эффект Ребиндера» и «Там, где течет молоко и мед» представляет на этот раз абсолютно невероятную и при этом основанную на реальных событиях повесть. До глубины души потрясает страшная своей обыкновенностью детективная история о сиротстве, насилии, усыновлении, любви, жизни в детдоме, о детских и недетских судьбах, спасенных чудом, милосердием и отчаянной храбростью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.