«…Я прожил жизнь» - [91]

Обнимаю тебя и целую. Твой Андрей.

Получи гонорар в «Звезде[898]. Поставили ли тебе телефон? Какой его №?

[Приписка сбоку листа] Получи у Раисы Семен[овны] в «Звезде» талон на получ[ение] пайка на август.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 557–558. Публикация Е. Антоновой.

{290} М. А. Платоновой.

3 августа 1943 г.

3/VIII 43. Дорогая Муся!

Вернувшись сегодня из поездки, я узнал большую новость: вместо Вадимова – другой редактор[899]. Для меня хуже не будет, п[отому] ч[то] Вадимов относился ко мне неровно, скорее дурно, чем хорошо. Причина ухода Вадимова для меня совершенно неизвестна и непонятна. При новом редакторе (я его лично не знаю) мне мое положение неизвестно. Какие у него требования, каков теперь будет стиль работы – мне неясно. М[ожет] б[ыть], мне удастся при новом редакторе уйти с миром во флот, если моряки еще не потеряли желания взять меня к себе.

Жаль, что нет в Москве Сорокина. Вышла ли моя книжка в Гослитиздате?[900] Думаю, надеюсь недели через две приехать в Москву, но уверенности в этом нет. Дело зависит от нового редактора и его отношения ко мне. Как-то ты там поживаешь? Я чувствую, что тебе плохо – и морально, и материально. Помолись о нашей судьбе праху нашего мученика-сына. Мне часто кажется, что он цел, существует, и лишь звуки его голоса не доходят до нас, а он наблюдает за нами.

Обнимаю тебя, дорогая. Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 558. Публикация Е. Антоновой.

{291} М. А. Платоновой.

11 августа 1943 г.

11 августа.

Дорогая моя Муся!

Я тебе написал много писем, но от тебя ни одного не получил, хотя уже скоро месяц, как я уехал. Что с тобой? Разве трудно написать хоть открытку? На фронте очень важно получить письмо. Все здесь получают письма, некоторые помногу. Я – ни от кого, ни одного. Может быть, с тобой случилось какое-нибудь несчастие? Так тягостно думать об этом… Сегодня я получил от Карпова («Кр[асная] звезда») телеграмму, чтобы я выехал в один район к передовой, а 18 августа выезжал в Москву.

12-го или 13-го авг[уста] я поеду в часть, а 18 авг[уста] выеду, вероятно, в Москву. Это письмо пересылаю с товарищем, который едет с фронта в Москву на машине. Он обещает письмо это доставить как-либо тебе.

Скоро, должно быть, мы с тобой увидимся. Мне трудно и далеко ехать – у меня ведь нет своей машиныВ отличие от Платонова, многие военные корреспонденты имели собственные машины. Корреспондент газеты «Известия» Л. Бронтман оставил в своем дневнике следующее описание корреспондентского сообщества в октябре 1943 г.: «Находимся вместе с другими корреспондентами. Их тут – уйма. Кто-то насчитал 39 душ. От нас – майор Петр Лидов, майор Леонид Первомайский, фотограф Яков Рюмкин. От «Известий» один майор Виктор Полторацкий, чудный парень, немного мечтательный, очень скромный, великолепный товарищ, высокий, худой, глаза навыкате. От «Красной звезды» – майор Петр Олендер, майор Константин Буковский, подполковник Жуков, майор Василий Гроссман, полковник Хитров, фотограф Кнорринг, на подъезде – Илья Эренбург и К. Симонов. Последнего я видел на Центральном фронте, он собирался подлететь сюда поближе к делу. От ТАСС – майор Крылов и капитан Николай Марковский, фотограф Копыт. От «Комсомолки» – Непомнящий, капитан Тарас Карельштейн, майор Гуторович (которого все зовут «Швейком»), фотограф Борис Фишман. От «Иллюстрированной газеты» – капитан Фридлянд. От Информбюро, «Советской Украины» и проч., проч., проч. У большинства свои машины. Всех сортов – эмки, виллисы, полуторки, трофейные, а у кого-то даже пятитонный форд. Страшно разнохарактерный и разнокалиберный народ» (http:// militera.lib.ru/db/brontman_lk/1943.html).. Я очень устал, соскучился по тебе и по нашему мертвому сыну. Опять, как приеду, сразу пойду к нему на могилу. И ты для меня теперь особо дорога, потому что в тебе осталась живая часть моего умершего сына – ведь ты его родила своим телом.

Временами я тут заболеваю каким-то психическим расстройством: оно заключается в том, что голова моя начинает самостоятельно думать какие-то ненужные бредовые мысли, и я не могу овладеть своим сознанием, и вдобавок всё сильнее портится зрение.

Увидимся – обо всем поговорим. Жаба, ты забыла мне положить в сумку бритву (положила только ножи), мне приходится здесь занимать каждый раз. Что еще тебе написать, милая моя? Очень хочу, чтобы хоть 20-го августа быть дома, но, как говорится в одной песенке, «ты далека от меня – между нами поля и луга, а до смерти четыре шага»[901].

Обнимаю мою дорогую жену. Твой старый офицер Андрей. Действующая армия. [Рис.].

Если будет возможность, сбереги ¹/₂ литра водки. Я пойду и выпью на могиле в день своего приезда. Никому не говори о моем приезде, я ни с кем не хочу встречаться.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 558–559. Публикация Е. Антоновой.

{292} А. И. и А. В. Вьюрковым.

31 августа 1943 г. Москва.

Дорогие Александр Иванович и Анна Васильевна!

Мы вам ни разу не писали[902], это правда. Но Вы нас сейчас поймете и простите. 4/I этого года у нас от чахотки умер наш единственный сын Тоша, 20 лет от роду. Вы знали его. После того и до сих пор наши отношения с людьми, м[ожет] б[ыть], не совсем нормальны, но они объясняются нашим горем. Прошло уже время, но горе не проходит. Я призван в армию, работаю корреспондентом в «Красной звезде». Все лето был на фронте, недавно приехал и скоро опять уеду на войну