Я просто хочу любить - [5]

Маленький, перегороженный шторкой, он вмещал в себя узкую, застланную клеенкой кушетку, белый, наполненный медикаментами шкаф и полированный стол. Горел мягкий, приглушенный свет, на столе стоял телефон.

– Здравствуйте! – взволнованно проговорила Вика и уставилась на молодую дородную медсестру, сидевшую за столом.

– Здравствуй! – равнодушно буркнула женщина. – Ну, говори, кто твоя мать? Из-за кого ты нам спать не даешь?

– Войтенко Любовь Петровна, пятьдесят седьмого года рождения, из Калиновки, – наклонившись над столом, выпалила Вика и напряглась. – Пожалуйста, скажите, где она, почему ее сюда привезли?

– Успокойся! Сядь на стул. Сейчас поищу, – ответила медсестра.

Открыв большой, похожий на амбарную книгу больничный журнал, она деловито нахмурила брови и медленно провела пальцем по строкам.

Затаив дыхание, Виктория внимательно следила за ее пухлой белоснежной рукой.

– Так, Войтенко, Войтенко, Войтенко… Нашла! – весело воскликнула медсестра и тут же нахмурилась. Кашлянув, приподняла правую бровь и как-то виновато посмотрела на девушку.

– Что? – тут же заметив ее реакцию, с трудом выдавила из себя Вика.

– Вот: привезли с сильным кровотечением. Выкидыш. Диагноз – миомы матки. Недавно закончили операцию. Гистерэктомия, – тихо, нараспев ответила женщина и смущенно опустила глаза.

– Гистеро… – попробовала повторить девушка и запнулась. – Что это такое?

– Удаление матки, – пояснила медсестра. – Не волнуйся. Я сейчас в послеоперационную позвоню, узнáю, как у твоей мамы дела. А ты иди, посиди в коридоре. Только не плачь. Я все тебе сообщу!

– А меня пустят к маме? – неуверенно спросила Вика и поднялась. Глазами, полными слез, она испуганно смотрела на медсестру. – Возьмите, это вам. Все.

– Не надо нам ничего, – буркнула молодая женщина, но торопливо забрала пакет. – А провести тебя к матери я не могу. Нельзя! Не пускают туда никого.

– Хорошо, – обреченно ответила девушка. – Только, пожалуйста, узнайте, как она. Я вас очень прошу!

Не помня себя, Виктория выскочила в коридор. Сев на скамейку, она стиснула зубы. Как же так? Ее мама совсем одна. Какая-то операция… Что это значит? А она ничем, абсолютно ничем не может ей помочь! Опустив голову, Вика тихо заплакала.

Через несколько минут медсестра, как и обещала, вышла в коридор. Увидев ее, Виктория поднялась. Шмыгнула носом, потерла заплаканные глаза.

– Не волнуйся, девочка! – подойдя ближе, успокоила ее женщина. – Я все узнала. Мама твоя приходит в себя после наркоза. У нее все хорошо! Но операция была необходима. У нее были множественные и очень крупные миомы матки. Завтра к обеду ее переведут в общую палату гинекологии. Это на первом этаже. Так что ты сможешь ее увидеть, сможешь с ней поговорить! И пожалуйста, успокойся, слышишь! Хоть гистерэктомия и не самая легкая операция, но осложнений после нее практически не бывает. Угрозы для здоровья твоей мамы нет. Свари ей бульон, только не жирный. Можешь добавить туда немного манки. И все. Больше ей ничего нельзя. А пока возвращайся домой!

– Спасибо, – с трудом выдавила из себя Вика. – А может, надо купить лекарств или еще чем-нибудь помочь?

Женщина смущенно улыбнулась.

– Пусть утром приедет твой отец. Врач скажет ему, какие лекарства надо купить. Понимаешь, мы, когда привозят больных, используем свои препараты, – пояснила медсестра. – А потом их надо вернуть. Нам уже сто лет ничего, даже бинтов не дают. Да и врачей надо отблагодарить! Зарплата у них мизерная, а ответственность, как у Господа Бога.

– Да-да! Понимаю. Я скажу папе, – взволнованно ответила Вика и несколько раз кивнула. – Спасибо вам. Спасибо за все! До свидания.

– Пока, милая, пока! – устало вздохнув, ответила медсестра. – Не переживай, все будет хорошо!

Вымученно улыбнувшись, девушка поплелась к выходу.

Глава 2

Виктория долго не могла заснуть. Несмотря на уверения медсестры, девушку не покидало ощущение непонятной, обволакивающей тревоги. Вика металась по постели, не находя себе места. Перед ней все время стояло лицо матери. Нежная, добрая улыбка, прекрасные, как небо, глаза. Только под утро, усталая и измученная, Вика погрузилась в сон.

Ее разбудила веселая мелодия первомайского марша. Открыв глаза, девушка первым делом подумала о маме. Как она себя чувствует, как прошла для нее эта ночь? Тяжело вздохнув, Виктория торопливо сунула ноги в старые тапки и поспешила к отцу.

Открыв дверь в его комнату, девушка почувствовала резкий запах дыма и перегара. Развалившись на поломанном диване без спинки, отец смотрел телевизор. Прямо перед ним на табуретке был, так сказать, накрыт праздничный стол: килька в томате, бутылка пива и полная окурков жестянка из-под кофе «Pele». Равнодушно посмотрев на дочь, Иван Федорович вытащил из кармана сигареты и закурил.

– Сколько можно валяться? Скоро семь часов. Иди хоть козу подои, – снова переведя взгляд на телевизор, буркнул он. – Не повезло мне с бабами! Одна спит круглые сутки, другая рожать решила на старости лет…

Виктория с ужасом смотрела на человека, в которого превратился ее отец: небрежно одетый, небритый, волосы клочьями. Опухший от пьянства, Иван Федорович казался значительно старше своих лет. Худое, вытянутое лицо, покрасневшие глаза, длинный, заостренный книзу нос и тонкие, злобно сжатые губы. Щеки пересекали две длинные глубокие морщины. А когда-то это были такие красивые ямочки! Виктория стыдливо опустила глаза. И это ее отец? Тот, кем она раньше гордилась? А ведь ему всего сорок один год! Как же это произошло? Почему он, одинокий, беззащитный детдомовец, с малых лет привыкший бороться за выживание, окончив техникум и отработав столько лет в колхозе, вдруг сломался и опустил руки? Почему не устоял перед жизненными испытаниями? Почему не сопротивлялся? Почему, забыв о чести, стыде и даже любви, с таким безразличием относился к семье?