Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика - [35]

Наш Дом отдыха закрытого типа, куда меня «сослали» до поры до времени, был расположен в живописном месте на прибрежном крутояре и утопал в густом чудесном парке. Дом был полупустым. Отдыхающие — разведчики из-за рубежа, но большинство — члены семей. Все условия для отдыха были выше всякой придирчивой и капризной критики. Но я приехал с тяжелым грузом тревог и сомнений и не был расположен к бездумным развлечениям. Меня не влекли ни море, ни тенистые аллеи парка. Я находился под впечатлением столкновений с начальством, был подавлен, переживал за судьбу Родины, за нависшую над ней опасность. В глубине души тревожил меня червячок сомнений: а вдруг я ошибся?! Однако сколько и как, можно сказать «с пристрастием», я ни проверял самого себя и свои поступки, все и всегда сходилось к одному: нет, я не ошибся и, как член партии и гражданин Советского Союза, не мог и не имел права поступить иначе.

Тревожила меня мысль о том, что мы не успеем развернуться и последует сокрушительный внезапный удар. Настроение немного поднялось, когда я встретился с начальником разведотдела Одесского военного округа полковником Гаевым. Он приехал навестить жену.

Полковник Гаев — мой товарищ по Академии им. Фрунзе, и, кроме того, мы работали в одной системе. Он так же, как и я, расценивал положение на границе. Мне он рассказал, что войска Одесского военного округа под видом учебы развернуты на границе и взяли с собой боеприпасы. Ну, думаю, если все округа так поступили, то это хоть в малой степени предупредит сокрушающий внезапный удар фашистов. Мне стало легче на душе. В этом одесском Доме отдыха Разведупра были собраны «на отдых» все «провокаторы войны», которые слишком назойливо писали о неизбежности войны с Германией. Их собрали сюда, по-видимому, чтобы они здесь «подумали» и раскаялись в своих «заблуждениях». И мне была представлена такая возможность — подумать и покаяться, — а если «нет», то исчезнуть навсегда. Здесь я встретился с одним нашим резидентом — жил с ним в одной комнате. Он прибыл «на отдых» из-за рубежа также принудительно. Полностью раскрываться нашим разведчикам не полагалось, и потому я мог только догадываться, что работал он резидентом в Германии.

Очень нелегко далась ему эта работа резидента. По годам он был почти моим ровесником, но выглядел хилым стариком — худой, морщинистый, руки дрожат. Объяснялось это, по мнению врачей, истощением нервной системы. Его вызвали из Германии и послали «отдыхать» за то, что слишком настойчиво и активно доказывал он скорое нападение фашистов на Советский Союз. Начальник Разведупра Голиков сделал ему строгое внушение «за паникерство» и отправил сюда «отдыхать».

Как резидент, он имел хорошую «крышу» ремонтного автотранспортного предприятия, в котором был «директором фирмы». Так вот этот «директор фирмы» со многими дополнениями повторял те сведения, которые мне уже были известны. Я не раскрывал своего бывшего служебного положения и того, что тоже отнесен к категории «паникеров». «Директор фирмы» очень возмущался близорукостью начальства и страстно уверял меня в неизбежности войны с Германией. Сетовал он и на то, что за правдивую и очень точную информацию, за многолетнюю, без провалов службу, от которой он стал преждевременно инвалидом, получал в награду одни оскорбления. Я сочувствовал ему, соглашался. Мне было ясно, что нелегальная работа за рубежом пожирает все физические силы разведчика.

Вспоминая сейчас этого «директора фирмы» и некоторых других, я прихожу к убеждению, что нет большего подвига на благо Родины, чем труд разведчика. И в то же время должен констатировать, что ни к кому не было более неблагодарным наше сталинское правительство, как к разведчикам. Такое открытое признание героизма Зорге и награждение хотя бы посмертно — первый случай в нашей истории, и, по-видимому, только потому, что о нем заговорила мировая общественность.

Было немного смешно, что «директор фирмы» всерьез возмущался нераспорядительностью начальства, которое вызвало его в Москву и не позаботилось о передаче фирмы какому-либо преемнику.

— У меня же «крыша» может развалиться! — возмущался он. — Я же директор фирмы. У меня рабочие и служащие. Дело я вел без убытков, были даже доходы. Надо было так ликвидировать дело, чтобы не понести убытков. Зачем же пропадать государственному добру?

Деловой и финансовый развал «фирмы» его огорчал не меньше, чем политическая близорукость начальства. Делами «фирмы» он морочил мне голову вплоть до начала войны.

14 июня я сидел в палате в глубоком раздумье. Что же, думал я, произойдет? Как будут развиваться военные события? И вдруг получаю газету «Правда» и читаю сообщение ТАСС, где черным по белому было напечатано: «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз… Слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».

Прочитав это сообщение, я остолбенел. Что это такое? Немецкая дезинформация совсем ослепила сталинское правительство. И как теперь сложится моя судьба как паникера и провокатора войны? (Уже без кавычек.) Расстреляют! Долго сидел я в раздумье. Вдруг открывается дверь и входит мой сосед по палате, «директор фирмы». Тычу ему газету и говорю: