Я помню! Помню! - [4]

Через шесть месяцев, в сентябре, Мэри снова приехала, в этот раз всего на два с половиной дня.

Как раз на второй день - это было воскресенье - они сидели за чаем у окна гостиной и смотрели на пустынную осеннюю улицу. Ударившись в воспоминания, Сара радостно смаковала длинную занятную историю, приключившуюся семнадцать лет назад, когда Мэри, тогда еще школьница, тишком устроила накануне Иванова дня языческую встречу солнца, встающего из-за гор. В темноте она перевезла всю компанию (их было пятеро) на другой берег реки, и они разожгли костер - не где-нибудь, а прямо на крикетном поле, рядом с женским монастырем. Проснувшись к заутрене, монахини услышали пение, увидели костер и подняли такой гвалт, что потом по городку не одну неделю ходили разговоры. Сара с энтузиазмом рассказывала о судьбе каждого, кто хоть как-то был связан со знаменитой историей. Ее рассказы всегда напоминали вереницу заупокойных молитв и забавляли Мэри, хотя она не подавала виду; получалось, будто Всепомнящий Магнитофончик по совместительству заведовал еще и вынесением высочайших приговоров ("Анна Грей? Скончалась девять лет назад. Томми Морган? Неудачник. Совсем не оправдал ожиданий родных. Джо Фенелон? Спился, бедняга. Молли Кардью? Господь прибрал и ее..."). Вдруг Сара подалась вперед и, не переводя дух, спросила:

- Мэри, а как поживает Натан Кеш?

- Кто-кто? - Мэри даже вздрогнула от неожиданного перехода. Правду сказать, Сара часто нежданно-негаданно вспоминала имена или события, о которых вроде бы не должна была знать.

- Кеш, - уже громче повторила Сара (иногда люди так повышают голос при разговоре с иностранцами - тогда, мол, все станет понятнее). - Твой приятель Натан Кеш. Ну тот, управляющий телефонной компанией в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Он еще женился на Джейн Бартер, у которой дядя компаньоном в "Чак фул о'натс", но в прошлом году развелся. Ты, кажется, говорила, он увлекся другой женщиной, а вот имени ее, между прочим, не назвала. Правда, они в конце концов так и не обручились.

- Разве? - глухим голосом спросила Мэри. Ее душила злость на себя вольно же ей было болтать про Натана.

- В последний приезд, в марте, ты говорила, что он собирается жениться на Кэрри Бриндл, богатой еврейке из Буффало. Неужели не помнишь?

Мэри выдавила жалкий смешок.

- Еще ты рассказывала в прошлый раз, в марте, когда приплыла на "Liberte", - продолжала Сара, светясь любовью и восхищением, - что в январе он подарил тебе ко дню рождения орхидеи.

- А ведь и правда, - весело рассмеялась Мэри. Ее злость, вспыхнув, прошла. Тогда, в марте, после недели одиночества на том чертовом пароходе, ей просто необходимо было хоть с кем-то выговориться о Натане.

- А какой он красивый! - мягко улыбаясь, воскликнула Сара. И когда Мэри удивленно подняла брови, добавила: - Ты мне показывала фотографию.

- Совсем забыла, - пробормотала Мэри и с безразличным видом стала рассматривать свои унизанные кольцами руки. - У нас с Ричардом куча всяких знакомых.

Сара вздохнула.

- Наверно, здорово получать в подарок орхидеи. Я-то их видела всего раз в жизни. - Она даже засмеялась от собственной серости. - Орхидеи, если не ошибаюсь, - цветы страсти. Да, забыла спросить, - и она расплылась в радостной улыбке, - мистер Кеш подарил их тебе до отплытия?

Мэри бросила на сестру подозрительный взгляд, но по счастливому лицу Сары было видно - в вопросе нет коварства, он, как всегда, задан невинно, без задней мысли. Мэри принялась хмуро разглядывать бурый гранит Северных ворот, под которыми тихая Главная улица Арда проползала в безмолвие предместья. Послышалось негромкое поскрипывание, и из арки медленно выплыла розовая, как лососина, повозка с горой торфяных брикетов. Ее тащил маленький серый ослик. Повозка неспешно проскрипела мимо и скрылась. Мэри вдруг поймала себя на том, что она так же неспешно и тихо, как и в прошлый раз, когда словно под гипнозом проболталась о Натане, бормочет сейчас:

- В марте я купила себе орхидеи сама. Не могла не купить.

- Зачем, Мэри? - Голос звучал мягко.

- Было ужасное настроение.

- Что-нибудь случилось? - В голосе появилось участие.

- Я сильно поссорилась с одним человеком.

- С кем, дорогая? - Теперь в нем чувствовалась нежность.

- Ты все равно не знаешь. С одной подругой. Ее зовут Голд, Нэнси Голд. И никто не пришел проводить меня. Ричард улетел прямо в Берн. Каюта была пустая - ни цветов, ни шампанского, ни фруктов. Когда я пошла на завтрак, то еще с лестницы увидела всех этих людей - сидят болтают, скатерти белые, женщины все с букетиками цветов, приколотыми к корсажам. Вот я и повернула назад, пошла к цветочнице и купила себе две орхидеи.

Они помолчали.

- Значит, - сказала Сара, - он в конце концов женился на этой еврейке. Ну и как, счастливо?

- Откуда мне знать? Я их не видела. Даже не уверена, что он мне по душе.

Сара преданно, с восхищением улыбнулась.

- А вот ты ему явно нравилась. Не стал бы он просто так дарить орхидеи.

- Подарил их, когда мы шли в оперу. Хотел пыль в глаза пустить. А все равно приятно. Какая женщина не любит внимание?

- Ты всегда любила все красивое. И внимание к себе ценила. Я понимаю, почему ты купила на пароходе орхидеи.