Я погиб в первое военное лето - [33]

Однажды в обеденный перерыв я видел Кирсипуу в тени под двуколкой с маленькой книжкой в руке - английско-эстонский карманный словарь Векшина. Ненормальный парень, зубрит английские слова!

Сярель ведет дневник. Только по вечерам, потому что тут уже более или менее твердо знаешь, что день пережит.

А Ильмар читает какой-то эстонский календарь, времен, предшествующих первой мировой войне, который мы случайно обнаружили в одной эстонской деревне на Псковщине.

Это было удивительное событие.

Колонна шла по дороге, дорога делала поворот.

За поворотом - деревня.

И мы обомлели. Хочешь верь, хочешь не верь - перед нами частица Эстонии. Длинные дома, под одной крышей и жилые комнаты, и рига, и крытый ток. Отдельно стоят амбары и бани. Яблоневые деревья и сады. Этого не может быть!

Но тем не менее это так. Перед нами была деревня эстонских переселенцев, теперь какой-то совхоз, занимающийся травосеянием. И даже было так, что женщины и дети очень плохо говорили по-русски!

Нас угостили свежесваренной бараниной - хлеба у них не оказалось, его и прежде возили из города. Разговорились, и очень интересный получился разговор, потому что, по их представлениям, Эстония оставалась такой же, как в этом календаре, который Ильмар в какой-то избе выпросил себе на память и сейчас, наверно, уже в сотый раз перечитывает.

Мне тоже очень хочется что-нибудь читать или писать. Сообщения Информбюро приходят в полк редко, да и те - с большим опозданием, кроме того, по-русски мы читаем по складам. Печорские ребята - Матвеев, Сухарев и Костин могли бы помочь, да только в тех немногих доходивших до нас сообщениях ничего про Эстонию не говорилось. Именно того, что нас больше всего интересовало. Время от времени политрук Шаныгин рассказывает, что делается на фронтах, хорошего там ничего не происходит.

Про некоторых людей говорят: родился солдатом, как, например, Вийрсалу. Но это не совсем правильно. Человек не рождается для войны. Иначе почему же и на войне наперекор всему он хочет заниматься чем-нибудь совсем другим. Даже более того - он просто жаждет чего-нибудь человеческого.

45

Сегодня при отступлении охотились за немецкими парашютистами. Троих подстрелили на деревьях с густыми кронами. Шлепнулись, как гнилые яблоки.

Четвертый остался жив и даже после того как упал, все еще отстреливался, пока его не обезоружили.

Перевязали ему рану на плече, и он зашагал, прихрамывая на вывихнутую при падении ногу, в направлении штаба, конвоиром был Антон Касук, самый медлительный и добросердечный человек среди номеров орудийных расчетов.

Не прошло и получаса, как он вернулся с красивыми немецкими никелированными часами на запястье.

- Хотел, зараза, драпануть, - спокойно сказал Антон, - пришлось свинец потратить, что поделаешь.

- Как драпануть? - удивился Рууди. - Он же едва волочил свой растянутый мосол.

- Симулировал, падло, как только вошли в заросли, так сразу кинулся наутек. Крикнул ему - стой, куда там, пустился, аж кусты трещат... Ну выстрелил вдогонку, по уставу положено...

Так изложил дело Антон нам, так доложил и командиру батареи, на том все и кончилось.

А часы и правда красивые, "Омега". Сперва показывали немецкое время, а когда перевели на московское, безропотно стали показывать и его.

(Я никогда не узнал, что Антон Касук закончил войну командиром орудия, потом был бригадиром в одном Вырумааском колхозе. Выйдя на пенсию, стал выращивать розы. "Омега" и сейчас у него цела и ничего, ходит... Стоящие часы.)

46

Сегодня был такой день, что немец не шевелился. Мы его долбали по карте: один огневой удар - по деревне, другой - по оврагу или по лесу. Старший лейтенант Рандалу вошел в раж, только и делал, что вычислял и подавал команду. Видно, мы попадали в немца, раз к вечеру появилась их "рама". Но батарея была хорошо замаскирована, сидели тише воды, ниже травы, так что нас не обнаружили.

У всех у нас запор: в лесу полно черники.

Говорят, кто-то приходил из дивизии и повторил, что Наш полк - только какой уж это полк! - единственная артиллерийская часть в дивизии, которая вообще еще на что-то способна. Передал нам это лейтенант Вийрсалу, сам он при этом так и сиял.

Рууди обнаружил сегодня у себя на рубашке Первую вошь. Мы все ходили поглазеть. Не знаю, откуда они берутся? Видимо, оттого, что спим не раздеваясь.

Вообще, день сегодня что надо. Так воевать можно.

47

Сегодня как-то мимоходом и незаметно, чтобы не привлечь внимания, арестовали и увели из штаба полка капитана Ранда. Куда и почему - этого, конечно, никто не знал, в том числе, наверно, и сам Ранд. Все, кому эта новость становилась известна, приходили в недоумение. Только старшина Раннасте не увидел в случившемся ничего особенного и заметил, что каждый получает по заслугам. Он ликвидировал и капитанский чемодан, снял его с офицерской повозки, иными словами, присвоил себе и поделился с другими его содержимым. Я ничего не взял, хотя Раннасте и предлагал мне совсем новое махровое полотенце.

Мне этот капитан нравился. Не очень высокого роста, по-деревенски крепкого сложения, образцовый наездник и толковый человек, преподававший артиллерийское дело в военном училище. Прямолинейный, решительный, резкий на слова и невероятно спокойный. С ребятами обходился хорошо. Любимчиков у него не было. Ко всем относился одинаково. Если кто-нибудь делал что-то не так, он сразу объяснял, что к чему, никогда не измывался и не оскорблял. Если дело делалось хорошо, то он так и говорил, не хвалил и не хлопал по плечу. Корректный до мозга костей. Никогда ни одного похабного анекдота, ни одного бранного слова. Никогда не терял головы.