Я - подводная лодка - [37]

Уже и у этой, последней, пары истекает предельный срок нахождения в воде. Быть под водой им оставалось только десять минут. Через десять минут им следует возвращаться в лодку-спасатель, а лодке всплывать, иначе ей самой придется оказывать помощь. И в этот момент, ко всеобщей радости, раздается доклад от водолазов: "Пошли, пошли подводники! Сыплются как горох... Они идут, они идут лавиной, они идут... Они сопротивляются, они дерутся, не хотят заходить в шлюзокамеру!"

Докладывают: завели в лодку одного, завели второго, третьего не удалось - всплыл, четвертый вырвался и всплыл, пятого завели, шестого завели... Потом они перестали считать.

В итоге шестерых завели в "Ленок", а десять человек всплыли на поверхность, двое не вышли вообще. Уже потом разобрались: один Каравеков - лежал во втором отсеке мертвым, другой - матрос - вообще отказался выходить, потому что был физически сломлен, а главное, деморализован, и все попытки заставить его выйти оказались безуспешными. Специфика подводного выхода такова, что силком человека из лодки не вытащить... Нетрудно представить весь трагизм ситуации: все выходят, а один остается. Остается, чтобы стать заживо погребенным. И никто не в силах помочь...

Что происходило в лодке? Старпом у них был отличный. Он, Кубынин, и механик Зыбин провели рабочую проверку каравековского аппарата и убедили личный состав в том, что аппарат исправен и налажен, а смерть начальника штаба наступила от остановки сердца. Вместе с механиком Кубынин проинструктировал каждого человека по правилам выхода из аварийной лодки. Они проследили весь процесс включения в аппарат, одевание, жгутование. Они сами одевали всех моряков и выпускали их, переключив дыхание выходящего "на аппарат", заставляли подныривать и залезать в торпедную трубу.

Кубынин проявил недюжинную волю. Матросы свято в него поверили. Поверили, что спасутся, будут жить. Это очень важно.

Вообще-то и старпом, и механик поняли: смерть Каравекова наступила не только из-за сердечной недостаточности. Главная причина - в нарушении правил включения в аппарат, и тому было свидетельство: следы химического ожога на лице погибшего начальника штаба. Тем важнее было заставить моряков поверить в аппарат, а значит, и в счастливый исход. С этой целью они стали делать рабочую проверку, убеждая матросов в том, что все будет хорошо именно потому, что они провели занятия и проконтролировали каждого. Кубынин заработал себе огромнейший авторитет. Потом, на поверхности, подводники отказывались подняться на катер до тех пор, пока не найдут старпома. Старпом всплыл последним. Как настоящий командир. И только тогда, когда старпома подняли на борт, подводники стали подниматься сами: а ведь отлично представляли, чем грозит им это промедление. И тем не менее ждали старпома!

А старшина 2-й статьи Лукьяненко был настолько возбужден, что и после всплытия помогал нам разыскивать, собирать плавающих на воде подводников, держался на удивление бодро, и казалось, это будет самый благополучный больной. И только потом, в декомпрессионной камере, потерял сознание. Он ещё долгое время был одним из самых тяжелых наших больных.

Надо понять, в каких условиях выживали они там, в лодке. Дело не только в том, что пребывание в затонувшей субмарине давит на психику. Они в отсеке подняли противодавление, чтобы подкрепить переборки, сальники, в общем, перекрыть фильтрацию воды. Чем выше мы поднимаем давление, тем больше усиливаем влияние вредных факторов. Ну, в частности, содержание углекислого газа было 2,7, а поскольку давление тоже было 2,7 атмосферы, значит, процент углекислого газа в пересчете на величину нормального давления составлял уже 9,45 процента. Почти десять процентов! Доза практически смертельная. Но у них ведь и процент кислорода был значительно повышен. Долгое время ребята дышали чистым кислородом, а времени прошло уже, слава богу, сорок восемь с лишним часов. То есть отравление кислородом тоже было. Отравление углекислотой, отравление кислородом. Дальше переохлаждение, нервно-психическое перенапряжение, ограниченная подвижность, значит - гиподинамия.

Когда подводники стали всплывать на поверхность без выдержек, то схватили тяжелейшую форму кессонной болезни. У четырех - травма легких. Ну отчего баротравма произошла, тут ясно. Во-первых, всплытие, аварийная ситуация; потом с водолазами боролись, борьба была такая активная, что одному водолазу даже разорвали комбинезон. Таким образом, каждый спасенный предстал перед нами с букетом болезней.

Мы были более чем озадачены.

Во-первых, не существует конкретного указания, что нужно делать в подобных ситуациях, даже лечебных режимов таких нет... Тут нужно на свой страх и риск манипулировать режимами лечебной рекомпрессии, подбирать особый режим, который бы позволил вывести пострадавших из кризиса.

Второе: в спецфизиологии нет системы при лечении комплекса таких болезней. Какая-то методика разработана при баротравмах легких, отравлении кислородом. Кстати, лечить отравленных кислородом очень тяжело. Методика испытана в основном на животных: мышки, собачки... А тут люди, да ещё с мощным набором повреждений.