Я подарю тебе «общак» - [7]

Слон только рукой махнул. Товарищ был слишком молод, чтобы понять его, упрям и тщеславен.

– О, я же о «белье» забыл, – хлопнул себя по лбу Лапа. – Можно переплавить монеты да сдать в Торгсин, но мне этим заниматься неохота. Хочешь, забирай «белье» себе.

– Ну его к черту, – буркнул Слон, скривившись. – Не хочу, чтоб чекисты меня прямо в Торгсине и повязали. Да и херней этой тоже неохота заниматься. Плавить. Где я буду плавить его, а сдавать монеты опасно, слишком приметно будет. Таскать с собой, что ли, вместо кастета?

– Ладно, у меня друг скульптор, фигурки разные мастырит, отдам ему, – пожал плечами Лапа.

– Ты что про «общак»-то решил? – вернулся к прежней теме Слон.

– А что тут решать, возьму – и все, – самодовольно ухмыльнулся Лапа.

– Дурак, – вздохнул Слон.

– Один пойду. А ты смотри, держи язык за зубами, ни одна сволочь не должна прознать, что я задумал.

– Я – могила, ты что, меня не знаешь? – с обидой пробормотал Слон. – Для меня эта кодла не в авторитете, все «ссучились». Делай что хочешь, а там, как карта ляжет. Что думаешь, смогешь этот новомодный замок открыть?

– Что ж не смочь-то, – усмехнулся Лапа, – конечно, смогу. Тем более что знаю, на какой день он заведен.

– Как? – выдохнул Слон. Способности «медвежатника» к вскрытию замков просто завораживали его. Лапа иногда делал практически невозможное. Иногда Слону казалось, что товарищ водит дружбу с нечистой силой или имеет за пазухой пучок разрыв-травы.

– Ну, я понаблюдал за его домом, приметил, когда люди Дрозда приезжают деньги в кассу сдавать. Всегда в одно и то же время. Алмаз у них вроде как воровской банкир, зарабатывает свою долю на ссудном проценте.

– Ёшкин кот! – ударил кулаком по столу Слон, восхищаясь смелостью и безрассудством молодого «медвежатника». – Так ты это давно удумал Мишку на бабки выставить, а с ним и всех воров?

– Ну да, прикидывал, но перцу не хватало, – скромно признался Лапа, – теперь Дрозд мне перцу добавил. Ох, пожалеет он, что сделал это. Вот тебе крест, пожалеет. Я не я буду, а накажу его.

– Ну что ж, бог в помощь, – грустно усмехнулся Слон. – Бог дураков любит. А ты – фартовый, думаю, смогешь.

– Смогу, – заверил Лапа. Он смотрел на то, как гужуется шайка Дрозда, и его глаза пылали ненавистью. – Значит, пока разбегаемся. Если что, я тебя разыщу.

Они попрощались, и Лапа вышел из кабака.

На обезлюдевшей улице тускло горели редкие фонари, в основном перед питейными заведениями да притонами. Милиция с наступлением сумерек в районе показывалась редко, поэтому шинкари и шпана чувствовали себя вольготно. Лапа шел, погруженный в свои мысли. Дрозд сказал, что ему позволят уехать, но не гарантировал безопасности отъезда. Очень возможно, что кто-то из урок захочет отобрать у него добычу. Теперь ему надо ждать опасности и со стороны урок, и со стороны милиции. Его мог сдать любой фраер.

Лапа едва успел подумать о «браунинге», торчащем за поясом под рубашкой, как из ближайшей подворотни послышался какой-то шорох и возня. «Засада!» – всколыхнулось у него в душе. В руке, словно сам собой, появился пистолет. Из темного прохода прямо ему под ноги бросилась девчушка лет шести в грязном порванном платье, за ней с рычанием выскочил лохматый бродяга. Заметив незнакомца с оружием, он резко затормозил и неуверенно посмотрел на беглянку, соображая, что делать. Бродяга был пьян и вонял, как дохлый хорек.

– Дяденька, спасите меня, он делает мне больно, – залепетала девчушка, цепляясь за ноги «медвежатника».

Лапа взглянул в ее заплаканное лицо, обращенное к нему. У нее были большие выразительные синие глаза, светлые волосы. На щеке алел свежий след от удара, а из разбитых распухших губ текла кровь.

– Ты ей что, родственник? – хмуро посмотрел на бродягу Лапа.

– А тебе что за дело? Иди себе и не мешай, – прохрипел тот и пошатнулся, жестоко улыбаясь. Он был уверен в своей безнаказанности, оттого и удивился внезапно возникшему на пути препятствию.

– Он напал и сказал, что удавит меня, если не буду молчать, – всхлипывая, проговорила девочка.

«Своих мне проблем мало», – с раздражением подумал про себя Лапа, а вслух произнес:

– Эй, ты, дерьмо шелудивое, вали отсюда, пока маслину тебе в макиту не загнал. Че лыбишься, как параша?!

Бродяга зло посмотрел на «медвежатника», потом на девочку и крикнул ей:

– Я все равно тебя выслежу! Ты еще пожалеешь, что на свет родилась! Я с тебя шкуру с живой спущу, я с тобой такое сделаю…

Лапе надоел весь этот балаган, и он, достав «браунинг» из-за пояса, направил его на бродягу. Прозвучал оглушительный выстрел. Девчушка вскрикнула и закрыла глаза. Бродяга с дыркой во лбу, обливаясь кровью, рухнул назад в темный проход.

«Я слов на ветер не бросаю», – пробормотал себе под нос Лапа. Бродяга действительно мог потом выследить девчонку, и никто бы ему не помешал осуществить задуманное. Выглядел он абсолютным психом. Человеческое существо, деградировавшее до животного уровня, такие способны на чудовищные зверства. Лапа опустил дымящийся пистолет, затем отпихнул девчушку и быстро пошел прочь, однако тут же услышал топот маленьких башмаков у себя за спиной. Бродяжка бежала следом, прижимая к груди грязную куклу, обернутую в тряпье. Он проскочил через проходной двор на соседнюю улицу и несколько раз свернул, стараясь уйти как можно дальше от места убийства. Непостижимым образом маленькая бродяжка снова и снова появлялась сзади, словно приклеенная, и канючила: