«Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР» - [27]
В театральной среде считают, что секция зрителей – это «оружие Фурцевой», с помощью которого я, дескать, свожу счеты с неугодными. Марецкая рассказала мне, что в театре Моссовета секцию зрителей зовут «террариумом при ВТО». В ЦК считают, что я использую секцию зрителей для давления на них. Такое вот универсальное оружие. На самом деле эта секция больше похожа на термометр, которым я измеряю температуру, чтобы понять здоров театр или болен. Очень полезный инструмент.
В Союзгосцирке траур. Умер артист Енгибаров[131]. Дома, скоропостижно. Невероятно жаль его. Молодой, талантливый, ему бы жить да жить. Помню, как поздравляла его в 64-м с победой на международном конкурсе[132]. Еще удивилась тогда – ну какой же это клоун? А когда увидела его на манеже, удивилась еще раз. Тому, какой он замечательный. Когда Енгибаров прекратил выступать на манеже, я уговаривала его вернуться[133]. Объясняла, что всякое в жизни бывает. Не стоит ломать себе судьбу из-за каких-то перестраховщиков, которые не пустили на гастроли его учителя. Что даст такой поступок? Кому он принесет пользу? Но он был очень ранимым и очень гордым. Кавказская кровь. Сказал, что после такого оскорбления, нанесенного его учителю, он не сможет выйти на манеж. Запрет на самом деле был оскорбительным. Была договоренность, готовили программу – и вдруг отказ. Обидно. Но не стоило делать громких заявлений и хлопать дверями. Можно было бы прийти ко мне. Я сказала Енгибарову, чтобы он обращался ко мне без стеснения. Он не приходил. Только заявление написал в управление театров, чтобы их коллективу разрешили называться «театром Енгибарова». Но это было смешно – театр из двух человек. Два человека – это не театр, а ансамбль. Таня была на спектакле Енгибарова в Театре Эстрады, и ей очень понравилось. Она сказала, что он не напрасно ушел из цирка. Его место – на сцене. Таниному мнению я доверяю. Хотела сама посмотреть, да все не получалось. Теперь уже никогда не получится. Жаль. Жалею Енгибарова и завидую его смерти. Сама хотела бы умереть так же – сразу и без мучений. Очень страшно, что в голову все чаще и чаще приходит мысль о том, как хорошо бы было заснуть и не проснуться. Это – малодушие, трусость. Пытаюсь изживать. Борьба с собой невероятно утомляет. А победы в ней не приносят никакой радости. Больно уж они мелкие.
Очередной удар, на этот раз от Суслова. У меня отобрали газету «Советская культура». Раньше газета была органом министерства и ЦК профсоюза работников культуры, а теперь стала органом ЦК КПСС. Совершенно необоснованное решение было объяснено тем, что такой шаг поднимет и укрепит авторитет газеты. Поднимет и укрепит? Как будто раньше у «Культуры» авторитет был низок? Если говорить честно, то «Культура» была одной из самых читаемых газет страны. В ней не печатались сухие, неинтересные материалы. В киосках ее разбирают сразу, подписку приходится лимитировать, потому что на всех желающих не хватает тиража. Люди говорят: «Самые интересные газеты это «Литературка»[134] и «Культура». Не раз слышала. О каком падении авторитета можно говорить? Дело не в поднятии авторитета «Культуры», а в нападках на мой авторитет. Фурцева газету издавать не умеет, давайте газету у нее отберем! Впрямую так не говорится, но я же все понимаю. Министерство культуры осталось без газеты, и это никого не волнует. Теперь все материалы я буду подавать на утверждение Демичеву. Что он разрешит, то и напечатают. Я относилась к «Культуре», словно к своей дочери. Читала от начала до конца, гордилась газетой, постоянно принимала участие в работе редакции. Уж у меня-то газета без внимания никогда не оставалась. Расцениваю произошедшее как плевок в лицо, как выражение недоверия. Стыдно смотреть в глаза сотрудникам.
