Я Пилигрим - [250]

Я кивнул и поднялся с его помощью на второй этаж. Меня не удивила байка, которую поведал общественности Вашингтон. Как говорится, первой потерей на войне становится правда.

Добравшись до спальни, я рухнул на кровать. Как только моя голова коснулась подушки, Сидней выключил свет, и я провалился в странное бессознательное состояние.

Глава 47

В последующие дни и ночи, которые были для меня неразличимы, лихорадка усилилась. Врач почти не отходил от моей постели. Позже он рассказывал, что сидел рядом со мной, потягивая виски из бездонного стакана и слушая, как я блуждаю в бреду по каким-то совершенно фантастическим ландшафтам.

Так он узнал о привязанном к доске человеке, который тонет в бесконечном океане; о чьем-то отце, обезглавленном на площади под палящим солнцем; о городе, все жители которого истекали кровью, поскольку их заразили каким-то страшным вирусом; о страдающем синдромом Дауна ребенке с петлей на шее. Помню, доктор сказал, улыбаясь, что разум человека – странная вещь, если в нем под воздействием лихорадки и больших доз медикаментов способны возникать такие ужасные фантазии.

Если бы он знал правду!

Обеспокоенный тем, что кошмары усиливаются, и полагая, что это негативная реакция на медикаменты, Сидней решил уменьшить их дозы. Возможно, из-за этого или в силу естественного хода вещей лихорадка достигла пика, а потом жуткие ночные видения случались все реже. Когда я наконец смог есть твердую пищу, доктор отправился в деревню за провизией. Думаю, что запас «Джека Дэниелса» у него тоже закончился.

Вернулся Сидней очень взволнованный. В селении появились мужчина и женщина, приехавшие на автомобиле. Они спрашивали в обоих деревенских кафе, не посещали ли их недавно какие-нибудь американцы.

Я и не сомневался, что в конце концов Шептун и легионы его агентов разыщут меня: люди болтают, «Эшелон» слушает, кто-нибудь залезет в архивы и обнаружит отчет о смерти Мака много лет назад. Впрочем, я не боялся незнакомцев: их прислали для того, чтобы помочь мне в случае надобности, и все же не имел ни малейшего желания говорить с ними. От меня остались одни руины, но я честно выполнил свой долг, никто не мог бы потребовать большего. А уж как я выбираюсь из-под обломков своей собственной жизни – это мое личное дело.

Я ничего не стал говорить доктору о том, что меня ищут, но заметил, что он все больше беспокоится, не вторгнутся ли чужаки в его дом. В тот вечер я впервые медленно добрался до кухни и обнаружил, что Сидней увлеченно стряпает ужин. Добавляя приправы в свое фирменное блюдо – мясо молодого барашка, маринованное в тимьяне и чесноке, – он спросил, пою ли я еще «Midnight Special».

– Вы хотите знать, вспоминаю ли я Мака? Да, очень часто.

– Я тоже. То была ужасная ночь. Сразу же после вашего отъезда я слышал шум вертолета. Он забрал тело Мака?

– Да.

– Где его похоронили?

Сидней задал этот странный вопрос, вроде бы не придавая ему особого значения, но я понял, куда он клонит.

– В Арлингтоне.

– Мак был военным?

– Конечно. Только он сражался на необъявленной войне.

Доктор положил в кушанье травы и спросил напрямик:

– Вы занимаетесь тем же, Джейкоб? Это ваша работа?

– Вас что-то беспокоит, доктор?

– Еще как! Я весь на нервах со дня вашего приезда. Когда вы легли спать, я залез в ваш рюкзак и обнаружил там «SIG», из которого недавно стреляли, и такое количество патронов, что их хватило бы для армии небольшой африканской страны. А теперь появились двое незнакомцев, и я жду, что вот-вот начнется пальба.

Он был хорошим человеком, самоотверженно ухаживал за мной и заслужил правдивый ответ.

– Да, я тоже солдат.

– Кадровый военный или наемник?

Я улыбнулся:

– Скажем так: мобилизован для выполнения конкретного задания.

– ЦРУ или что-нибудь еще хуже?

– Надеюсь, что лучше, хотя у вас, разумеется, может быть иное мнение.

– Что за люди здесь появились?

– Мои коллеги. Приехали убедиться, что у меня все в порядке.

– Вы уверены?

– Они не киллеры, док, иначе мы уже давно были бы мертвы. Даю вам слово, что беспокоиться не о чем.

Сказанное приободрило Сиднея, и хорошо, что я поговорил с ним. Через несколько дней, когда стемнело, раздался стук в дверь. Меня насторожило, что он был громким и требовательным, да и скрипа калитки я не слышал. К тому же час был поздний.

Я кивнул доктору, чтобы он открыл дверь, а сам, хромая, быстро прошел в старую спальню, откуда через узкое окно был хорошо виден вход в дом. На крыльце стоял мужчина тридцати с лишним лет, похожий на туриста, но в его манере держаться чувствовалось такое внутреннее напряжение, что одежда могла обмануть только случайного зеваку.

Врач открыл дверь, и турист сказал ему, что хочет поговорить с человеком, приехавшим сюда несколько недель назад. Сидней ответил, что к нему действительно приезжал брат из Австралии, но позавчера он уже отбыл обратно на родину.

Агент лишь кивнул в ответ. Как видно, ему велели сохранять спокойствие.

– Ну что ж, если ваш брат вдруг вернется и окажется, что он американец с пулевой раной в плече, передайте ему вот это.

Он вручил доктору запечатанный пакет и удалился. Вскоре Сидней наблюдал, как я, сорвав печать, высыпаю на кухонный стол пачку писем. Глаза доктора изумленно расширились, когда он заметил на верхнем конверте личную печать президента Соединенных Штатов.