Я Пилигрим - [234]

Мы вышли в полосу солнечного света, пробивавшегося сквозь дырявую крышу, и я увидел, что дорожка впереди заканчивается высоченной каменной кладкой.

Я оказался в ловушке-тупике, попал в своего рода каньон с вертикальными стенами. Указательный палец моей левой руки был по-прежнему наготове: спасительная кнопка мобильника оставалась последним, что было способно защитить меня от беды.

Глава 32

– Похоже, мы не туда свернули? – спросил я, указывая на каменную стену и поворачиваясь к Кумали.

Но она была уже не одна.

Первый наемник вышел из бокового коридора, преградив мне путь к бегству. Он больше не прятался и смотрел прямо мне в глаза. Ба, старые знакомые: тот самый Культурист, который вломился ко мне в гостиничный номер! На нем были все тот же кожаный пиджак и футболка в обтяжку. Уж не знаю, чем это можно объяснить – тем ли, что все мои чувства были обострены до предела, или же все дело в том, что на сей раз я лицезрел его во плоти, – но только я вдруг понял, что уже видел этого человека на фото много лет назад. Тогда он стоял, смеясь, рядом с Кристосом Николаидисом на палубе его переоборудованного из ледокола корабля, бросившего якорь в порту острова Санторини.

Внезапно я сообразил, к какому картелю наркоторговцев обратилась за помощью Кумали и почему. Когда старик из Салоник услышал, что речь идет об агенте американской разведки, он наверняка был счастлив ей помочь.

– Осматриваете достопримечательности? – любезно спросил я громилу. – Полагаю, вы сопровождаете группу школьников?

Я не имел права дать им понять, что заподозрил неладное; мне надо было, чтобы враги считали, будто захватили меня врасплох, иначе Сарацин мог догадаться: это ловушка.

Послышались шаги по гравию: Культурист лишь отвлекал мое внимание, нападения следовало ждать сзади. Времени на размышления уже не оставалось, надо было принимать решение. Да или нет? Нажимать ли уже на кнопку мобильника?

Я надавил на клавишу телефона – быстро и решительно.

И, как выяснилось, поступил правильно. Едва я успел отдернуть палец, как меня ударили сразу двое – очень сильно, но не вполне профессионально. Я стал падать на колени, но, прежде чем оказался в этой позе, успел садануть локтем в горло одного из нападавших сзади, так что он, пронзенный резкой болью, зашатался, ловя ртом воздух. Второй схватил меня за шею и врезал кулаком в лицо так сильно, что своротил скулу. Я мог бы отплатить ему тем же самым, но старался не терять голову. Нельзя дать им избить меня до полусмерти. В ближайшие минуты понадобится вся моя сила.

Держась за щеку, я растянулся в грязи, уже начав обратный отсчет. Четыре минуты – это двести сорок секунд.

«Двести тридцать два. Двести…»

Я успел рассмотреть громилу с распухшим, украшенным большим синяком горлом. Он отступил назад, присоединившись к своему товарищу. Этот тип сильно смахивал на быка: приземистый, коротко подстриженный, в глазах жестокость, которую редко встретишь у человека вне тюремных стен. А ведь я видел его раньше, и это выражение глаз тоже – на фотографии, сделанной греческой полицией. Да уж, шкура у Быка толстая. То был не кто иной, как Патрос Николаидис, отец Кристоса: сам глава мафиозного клана пожаловал в Турцию, оставив свое убежище за высокими стенами, чтобы убить меня.

Патрос с помощником, которого я про себя окрестил Подручным, выдернули пистолет у меня из-за пояса и в поисках другого спрятанного оружия разорвали рубашку, пошарили в промежности, стянули с ног ботинки. Вывернув карманы, извлекли бумажник, ключи и мобильник. Николаидис спросил Кумали:

– Ты захватила их с собой?

Она швырнула ему используемые полицейскими стальные наручники, мужчины завели мне руки за спину и туго сковали в запястьях. Я знал: если наручники не снимут через двадцать минут, ткань омертвеет из-за отсутствия кровотока, и я никогда уже не смогу воспользоваться своими руками. Довольные тем, что лишили меня способности двигаться, они встали с земли, подобрали свое оружие, разбили мой телефон, швырнув его обломки рядом с брошенной на землю береттой. Теперь у наемников появилась возможность немного отдышаться. Они говорили на смеси греческого и албанского, но было нетрудно догадаться, о чем идет речь: эти американские агенты вовсе не так хороши, как они о себе думают, особенно когда им противостоят настоящие крутые парни с Балкан.

Старый Бык подошел ко мне с надежным пистолетом глок в руке и, взглянув сверху вниз, сильно ударил в ребра носком башмака со стальным носком. Я лежал со скованными руками лицом вниз и ничем не мог ему ответить.

– Это тебе за мою глотку, – прошипел он и жестом показал Подручному и Культуристу, чтобы те подняли меня с земли. Оба были вооружены автоматическими пистолетами «скорпион».

Я с трудом подавил волну тошноты, поднявшуюся от удара по ребрам; шатаясь, встал и взглянул на Кумали.

– Что происходит? – спросил я, с трудом разжимая зубы.

Я ловил ртом воздух, пытаясь справиться с ужасной болью, раздиравшей грудь и лицо. Притворство закончилось. Это вам уже не прогулка в парке.

«Сто семьдесят восемь».

– Вам не следовало пересекать границу Болгарии в машине, взятой напрокат, – сказала Кумали. – Это глупо: там установлены видеокамеры с функцией распознавания автомобильных номеров.