Я — Оззи - [15]

— Ты только что совершил нападение на офицера полиции! Ты арестован, сучонок!

Заслышав это, вскакиваю и пробую смыться. Но «мусор» бежит за мной и в регбийном прыжке настигает меня, я падаю на тротуар как куль с говном. Через неделю стою в суде с распухшей губой и фингалом под глазом. К счастью, штраф составил всего несколько фунтов, которые мне удалось наскрести. Но я задался вопросом: а чё я забыл в тюряге?

После этого случая я завязал с боксом.

Мой батяня, прослышав о том, что я хочу петь в группе, пообещал мне купить аппаратуру. До сих пор не знаю почему. Нам едва хватало на пропитание, что тут говорить о 250 фунтах займа на усилитель и две колонки. Но если в те времена у тебя не было собственного аппарата, какой же из тебя певец. Это как барабанщик без установки. Даже батя это знал. Взял меня с собой в музыкальный магазин Джорджа Клея возле ночного клуба «Rum Runner» в Бирмингеме, где мы вместе выбрали 50-ваттный «VOX». Надеюсь, папа догадывался, как я ему благодарен. Хотя он на дух не переносил той музыки, которую я слушал целыми днями. Говорит мне:

— Послушай, что я тебе скажу об этих «битлах», сынок! Они не протянут и пяти минут. Нет здесь никакой мелодии. Воют так, что в пабе никто петь их не будет.

Он меня добил. Это «Битлз» поют без мелодии? А «Taxman»? А «When I'm Sixty Four»? Нужно быть глухим, чтобы не оценить этих мелодий.

Я не понимал, что ему не нравится, но спорить не собирался. Особенно, после того, когда батя отстегнул 250 фунтов.

С тех пор как прошел слух, что я обзавелся собственным аппаратом, вокруг меня крутилось до хрена народу. Первой группой, от которой поступило приглашение, называлась «Music Machine», где заправилой был Микки Бриз.

Слово «амбиции» — это было не про нас. Пределом наших мечтаний было играть в пабах и получать деньги на пиво. Заминка была в том, чтобы сыграть, нужно уметь играть. А нам некогда было учиться, все время просиживали в пабе за разговорами о том, как однажды начнем играть в пивных за деньги. Если не ошибаюсь, не состоялось ни одного концерта «Music Machine».

Через несколько месяцев застоя мы, наконец, что-то сделали: сменили название. «Music Machine» осталось в прошлом, теперь мы назывались «The Approach». Кроме того, мало что изменилось. Поначалу бесконечно долго настраивали инструменты, а потом я пел писклявым голосом, в то время как другие пытались припомнить аккорды какого-то безнадежного кавера. Я шутил тогда, что работа на бойне мне на что-то сгодилась, могу классно запороть вещи вроде «(Sittin' On) The Dock Of The Bay». Между нами: я уже мог правильно интонировать, а когда переходил на высокие ноты, стекла не лопались и местные коты не хотели со мной спариваться. А это было уже кое-что. Впрочем, недостатки техники компенсировал энтузиазмом. Глупости родом из «бурсы» на Бирчфилд Роуд придали мне уверенности в том, что я могу раскачать публику. Но при условии, что будут выступления. В то же время, парни из «The Approach» с трудом собирались на репетиции, что уж говорить о концертах.

Вот почему я повесил свое объявление в витрине «Ringway Music». Магазин находился в ультрасовременном гипермаркете «Bull Ring», недавно открывшемся в центре Бирмингема. С самого начала этот торговый центр был у всех как бельмо на глазу. Попасть туда можно было только через подземные переходы, где воняло мочой и было полно бандитов, дилеров и прочего жулья.

Но кому до этого было дело. «Bull Ring» стал новым местом встреч старых друзей, значит — все ходили туда.

А самым центровым» местом был музыкальный магазин «Ringway Music», где торговали примерно тем же, чем и у Джорджа Клея. Все с виду крутые подростки тусовались у входа: курили сигареты, ели чипсы, обсуждали последние пластинки. «А значит, достаточно влиться в это движение, и все завертится» — подумал я. Поэтому написал объявление. А через несколько недель, ясное дело, ко мне пришел Гизер.

Этот Гизер был вовсе не таким простым парнем, как вы могли подумать. Во-первых, не сквернословил. Часами просиживал за книжками о китайской поэзии, читал о войнах древних греков и тому подобные, чертовски серьезные вещи. И не ел мяса. При мне попробовал его только раз, когда мы застряли в Бельгии и подыхали от голода. А на следующий день после хот-дога был в больнице. Ну, не лезло в него это мясо, а значит, старые добрые бутерброды с беконом были, скорее, не для него. Когда я с ним познакомился, он курил до херища травки. Когда мы приходили, скажем, в клуб, он сразу начинал наваливать о червоточинах в вибрации сознания и тому подобной бредятине. И что-то у него было не так с чувством юмора. Я всегда при нем кривлялся, испытывая на прочность его самообладание и нежелание смеяться, это меня распаляло еще больше и мы могли ржать часами.

Гизер играл на ритм-гитаре в «Rare Breed» и выходило это у него весьма недурственно. Самое главное — он отлично вписывался в движняк со своим хаером а ля Христос и усиками Гая Фокса. Он мог позволить себе обалденные шмотки, этот Гизер. Окончив школу, получил настоящую работу стажера-бухгалтера на заводе. Платили там жалкие гроши, но и так он получал больше меня, несмотря на то, что был на год младше. И практически все спускал на тряпки.