Я, оперуполномоченный - [24]

– Вы хотите сказать, что какие-то кражи могут быть более важными? Какие-то можно и не раскрывать?

– Нет, это ты отсебятину несёшь. – Седая голова опять закачалась. – Раскрывать мы обязаны всё. Но не до всего у нас руки дотягиваются…

Смеляков терпеливо выслушал получасовую лекцию о трудностях, с которыми приходится сталкиваться сотрудникам уголовного розыска не только «на земле», но и в управлениях. Затем начальник отдела, выговорившись, посмотрел на Виктора, поморщился болезненно, словно расставался с чем-то очень личным, и подвинул к себе бумагу:

– Ладно, я завизирую… Только ты не радуйся. Ступай к заместителю начальника МУРа, там поговоришь…

В тот день Смеляков уже никуда не попал и наутро примчался в МУР пораньше, надеясь быть первым. Но таких, как он, у кабинета полковника Болотина собралось уже много.

Минуло два долгих часа, прежде чем Виктор, отстояв очередь, вошёл в дверь и увидел старого полковника.

«Заместитель начальника МУРа, – мысленно отметил Виктор, пытаясь оценить внешность представшего перед ним человека. – Строгий мужик, серьёзный».

Выслушав Смелякова, полковник внимательно посмотрел на него поверх очков и спросил:

– Сынок, сколько ты работаешь в угрозыске?

– Месяц, чуть больше, – чуть ли не с испугом отозвался Виктор.

– Чуть больше месяца… Хм… И там больше никого не нашлось?

– Не понимаю, товарищ полковник. Кого не нашлось?

Болотин выдержал паузу, внушительно вздохнул и с досадой покачал головой:

– Ты вообще имеешь представление, что такое разведка?

– Какая разведка?

– Служба наружного наблюдения. Ты даже не знаешь, что наружка – это разведка? Мда-с, забавно. Ты знаешь, сколько стоит разведка в сутки? Это столько денег, что ты даже представить не можешь. – Казалось, что заместитель начальника МУРа был в замешательстве, не понимая, как разговаривать с таким несмышлёнышем. – И ты приходишь просить у меня наружку. Да-с… Ты знаешь, что нужно тебе для этого?.. Пока будет работать разведка, у тебя под боком круглые сутки должна находиться машина, дабы в том случае, если тебе позвонят разведчики и скажут, что наблюдаемый объект покупает наркоту, либо ломится в квартиру, либо совершает грабёж, ты должен прыгнуть в свою машину, состыковаться с ними, у вас должна быть установлена связь, потому что они работают на самостоятельной волне, и задержать преступника. Улавливаешь? Тебе придётся задерживать преступника, а не им! Они никого не задерживают, они не имеют права показать своих лиц, они засекречены. Понимаешь? Они никогда не задерживают, что бы ни происходило на их глазах. У них такая работа, сынок, особая… Так вот представь, что они тебя срочно вызывают и что тебе надо вовремя подъехать к ним, чтобы не упустить преступника. А у вас в отделении с машинами беда! У вас по пять литров бензина в день сейчас на машину, да и машины едва ползают. Вот как ты представляешь эту работу?.. Эх, братец, тебе для начала теорию освоить не мешало бы. Тебе для начала следует состыковаться с опером в МУРе, договориться с ним, затем договориться со своим начальником в районе, чтобы его ребята в случае чего тебя подстраховывали. Ты ведь один не справишься…

Он говорил ещё долго, и с каждой минутой Смелякову становилось всё тягостнее.

«Зачем он говорит всё это? Запугивает? Его слова звучат так, будто наружным наблюдением не надо заниматься вообще, потому что это очень сложно. Но ведь не я придумал такую службу… И почему он рассказывает, как плохо в районном отделении с машинами? Я уж и сам знаю. Только в его устах это звучит как упрёк, а меня упрекать-то не в чем, это не моя вина, что бензина нет. Для чего он говорит всё это? Ведь он – руководитель, да ещё какого уровня! Какого ж беса он не поможет решить нужные вопросы. Куда ни сунешься – всюду оно и то же талдычат: у вас с автомобилями полные кранты и людей совсем нет! А я тут при чём? У меня дело! У меня квартирная кража! Зачем они все говорят столько лишних слов? Отказываетесь подписать задание – так прямо и скажите…»

Виктор насупился, взглянул на полковника. Тот опять громко вздохнул и поставил на бумаге свою визу.

– Вот моя виза, а теперь иди к начальнику МУРа и подписывай у него.

Смеляков вышел за дверь совершенно смятый в душе.

«Что теперь? Какие ещё лекции? Какие новые открытия о работе? Чёрт возьми, тут на каждом шагу такое узнаёшь, что мурашки по телу. Каждый что-то рассказывает, лекции читает. И обязательно посылает выше. Теперь вот к начальнику МУРа. А после него куда? К министру, что ли? Тут ноги стоптать можно, пока к основной работе приступишь… Если вся моя работа будет состоять из бесконечных хождений по коридорам ради того, чтобы выбить разрешение на проведение тех или иных оперативных мероприятий, то лучше уж забыть обо всём. Пусть всё идёт своим чередом. Почему я должен с кровью вырывать то, что должно делаться само собой в силу того, что это – естественная составляющая моей работы? Почему я должен доказывать что-то? Разве я стараюсь для себя? Разве мы не общему делу служим?.. До чего же тоскливо, просто невыносимо тоскливо на душе…»

Начальником МУРа был генерал-майор Ёркин Олег Александрович, человек-легенда, один из самых уважаемых людей в системе сыска. Войдя в приёмную, Смеляков увидел нескольких посетителей и подумал: «Опять ждать». Секретарь, женщина лет пятидесяти пяти, мягко улыбнулась Виктору: