Я ненавижу тебя, только не бросай меня - [76]

На втором году амбулаторной терапии Элизабет пережила несколько потерь, включая смерть любимого дяди, к которому была сильно привязана. Ее преследовали повторяющиеся сны и кошмары, которые она не могла вспомнить после пробуждения. Ее депрессия стала еще глубже, а суицидальные настроения усилились, из-за чего она наконец была госпитализирована.

С помощью более интенсивной терапии она начала воскрешать в памяти травмирующие события из детства, открывая тем самым ящик Пандоры. Она вспомнила несколько жестоких эпизодов избиения матерью, а затем начала воспроизводить и сексуальное насилие с ее стороны – сцены, когда она проводила дочери вагинальные подмывания и спринцевание, а также ласкала ее, чтобы «очистить» влагалище. Эти ритуалы начались, когда Элизабет было около восьми, вскоре после смерти ее сестры, и продолжались до пубертатного периода. Воспоминания включали и моменты, когда она заглядывала в лицо матери и замечала в нем мягкое и умиротворенное выражение; это были редкие случаи, когда Элизабет казалось, что ее мать не осуждает ее.

Элизабет вспоминала, как по многу часов сидела одна в шкафу и часто спала на полу из-за страха подвергнуться домогательствам в кровати. Иногда она спала с ленточкой или с наградой, которую получила в школе. Это успокаивало ее, поэтому она продолжала такие ритуалы и будучи взрослой, часто предпочитая пол кровати и проводя время в одиночестве в тихой комнате или темном чулане.

В больнице Элизабет говорила о разных сторонах своей личности. Она описывала, как представляет себя разными людьми, и даже давала фрагментам личности имена. Эти персонажи были независимыми, исключительно талантливыми женщинами, которые вызывали всеобщее восхищение либо высокомерно избегали социальных контактов. Элизабет чувствовала, что, когда она чего-то достигала или добивалась успеха, в этом была заслуга одного из этих отдельных личностных сегментов. Она с большим трудом могла интегрировать их в стабильное и единое самовосприятие.

Тем не менее она признавала, что это только фрагменты личности, и они никогда не захватывали контроль над ее поведением. Она не страдала от явных периодов амнезии или диссоциации, и ее симптомы нельзя было отнести к аспектам диссипативного расстройства идентичности (раздвоение личности), хотя этот синдром нередко ассоциируется с ПРЛ.

Элизабет использовала этих «других женщин», чтобы выразить желания и чувства, которые сама она была вынуждена подавлять. Считая себя недостойной, она воспринимала эти частичные идентичности как отдельные, более сильные единицы. Постепенно в больнице она научилась признавать, что они всегда были частью ее. Это признание принесло ей облегчение и надежду. Она начала верить, что она сильнее и нормальнее, чем ей казалось, и это стало поворотным пунктом в ее жизни.

Но она еще не могла провозгласить полную победу. Как старший офицер, она приказывала разным сторонами своей личности построиться перед ней и заключала, что они не могут идти в бой без объединяющего намерения. Элизабет – ядро ее существа – все еще боялась перемен, любви и успеха, все еще напрасно искала безопасности, все еще бежала от своих отношений. Путь к принятию себя должен был стать гораздо труднее, чем она себе представляла.

Через несколько недель Элизабет покинула больницу и продолжила амбулаторное лечение. По мере ее прогресса отношения с мужем стали ухудшаться. Но вместо того, чтобы винить себя, как она обычно делала, она попробовала разрешить противоречия и остаться с ним. Она дистанцировалась от нездоровых контактов с членами семьи. Она сформировала более положительную самооценку. Она начала ходить на курсы в колледж и прекрасно с ними справлялась, получая академические награды. Она спала, спрятав под подушку свою первую награду, как в детстве. Затем она поступила в юридическую школу и получила заслуженное звание лучшей студентки. Она выстроила новые отношения как с мужчинами, так и с женщинами и обнаружила, что ей в них комфортно, даже если она не контролирует все сама. Она стала более удовлетворена своей женственностью.

Понемногу Элизабет начала излечиваться. Она почувствовала, как «занавес поднимается». Она сравнивала это ощущение с поиском ценного антикварного предмета на темном захламленном чердаке – она знала, что он где-то здесь, но не видела его из-за беспорядка. Когда она наконец его заметила, она не могла до него добраться, потому что он был «похоронен под кучей ненужного мусора». Но ей то и дело удавалось разглядеть четкий путь к этому объекту, как будто бы на краткий миг комнату освещала вспышка молнии.

Эти вспышки были слишком краткими. Старые сомнения вздымались, как страшные лица в комнате ужасов в парке аттракционов. Часто ей казалось, будто она взбирается по эскалатору, идущему вниз, поднимаясь на одну ступеньку, только чтобы уехать назад на две. Ее все еще тянуло недооценивать себя и признавать свои достижения заслугой других. Но ее первая реальная проблема – получение статуса адвоката – была почти настоящей. Пять лет назад она бы не смогла даже заговорить об учебе, не то что поступить куда-то. Тембр ее депрессий начал меняться: депрессия из-за неудач эволюционировала, как она сама заметила, в страх успеха.