Я ненавижу тебя, только не бросай меня - [37]

.

Во время расставания и развода потребность ребенка в физической близости увеличивается. Например, он может просить родителя спать с ним. Если это затянется и сон в одной постели превратится еще и в потребность родителя, под угрозой может оказаться ощущение самостоятельности и физической неприкосновенности ребенка. В сочетании с одиночеством и серьезной нарциссической травмой, которую наносит развод, это подвергает некоторых детей высокому риску замедленного развития или сексуального насилия, если потребность в привязанности и поддержке станет отчаянной. Живущий отдельно отец может требовать проводить больше времени с ребенком, чтобы облегчить собственные страдания от одиночества и утраты. Если ребенок становится громоотводом для обид и негодования отца, он снова подвергается высокому риску насилия.

Во многих ситуациях расставания взрослых ребенок становится заложником в разрушительной битве между его родителями. Дэвид, разведенный отец, который обычно не пользовался правом общаться с ребенком, внезапно начал требовать, чтобы его дочь оставалась у него, каждый раз, когда он злился на ее мать. Девочке эти визиты не нравились, но при этом они принимали форму наказания для бывшей жены Дэвида, которая чувствовала себя виноватой и бессильной перед его требованиями. Бобби оказался впутан в конфликт между своими разведенными родителями, когда его мать начала судиться с его отцом, чтобы получить от него больше денег на содержание ребенка. Часто оружием в войне родителей становятся «взятки» и подарки вкупе с угрозами сократить денежную поддержку на школу или ведение хозяйства; подкуп и угрозы обычно больше всего вредят детям.

Дети оказываются вовлечены даже в судебные тяжбы, в ходе которых их заставляют давать показания о родителях. В этих ситуациях ни родители, ни суды, ни социальные организации не могут защитить ребенка, который часто вынужден справляться с подавляющим ощущением беспомощности (если конфликты продолжаются, несмотря на его вклад) или с опьяняющим осознанием своей силы (если его показания влияют на ход битвы между родителями). Он может злиться на свое трудное положение и в то же время бояться, что все его покинут. Все это дает богатую почву для развития пограничной патологии.

Помимо числа разводов другие социальные силы также поспособствовали «синдрому отсутствующего отца». За последние полвека выросли дети тысяч военных ветеранов – Второй мировой, Корейской, Вьетнамской войн, войны в Персидском заливе и в Ираке, не говоря уже о выживших военнопленных и тех, кто прошел через концентрационные лагеря. Отцы большинства таких детей не просто отсутствовали в важные для тех периоды, но зачастую еще и страдали от посттравматического стрессового расстройства или запоздалой скорби («затянутый траур»), связанной с боями и также влиявшей на развитие детей[100]. К 1970 году 40 % бывших военнопленных во времена Второй мировой и Корейской войн закончили жизнь неестественной смертью: суицидом, убийством или автомобильной аварией (в основном аварии с участием одной машины и одного человека)[101]. Та же тенденция наблюдалась и среди ветеранов иракской войны. По данным Армии США, в 2007 году пять солдат ежедневно совершали попытки суицида, в то время как до войны этот показатель составлял меньше одного человека в день[102]. Дети выживших после холокоста родителей часто имели серьезные эмоциональные проблемы, корнями уходившие в серьезную психическую травму их родителей[103].

Синдром отсутствующего отца может привести к патологическим последствиям. Часто в семьях, разорванных разводом или смертью, мать старается компенсировать нехватку отца, становясь идеальным родителем, организующим жизнь ребенка в каждом мельчайшем ее аспекте; естественно, возможность того сформировать собственную идентичность в таком случае довольно ограничена. Без буфера или второго родителя связь ребенка с матерью становится слишком тесной, делая невозможным здоровое разделение.

Хотя мать часто стремится заменить отсутствующего отца, во многих случаях на деле его пытается заменить ребенок. В отсутствие отца символическая сила связи с матерью многократно увеличивается. Ребенок растет с идеализированным представлением о матери и фантазирует о том, что всегда будет ее опорой. Зависимость родителя от ребенка может также закрепиться, мешая росту и индивидуации и закладывая зачатки ПРЛ.

Либеральное воспитание

Современные либеральные воспитательные практики, предполагающие передачу традиционных родительских функций внешним агентам – школе, СМИ, промышленности, – заметно изменили качество отношений между родителями и детьми. Родительский «инстинкт» уступил место надежде на книги и специалистов по воспитанию. Во многих семьях собственно воспитание отходит на задний план, уступая место карьерным устремлениям обоих родителей. «Свободное время» превращается в навязанный чувством вины эвфемизм для «недостатка времени».

Многие родители чрезмерно стремятся компенсировать это щедрым вниманием к практическим и развлекательным потребностям ребенка, на деле давая ему мало тепла. Нарциссические родители воспринимают своих детей как продолжение себя или же как объекты/вещи, а не как отдельных индивидов. В результате этого ребенок задыхается от эмоционально отстраненного внимания, что приводит к раздутому чувству собственной важности, регрессивной защите и потере чувства собственного «я».