Я - не Я - [54]
Рано же ты пришёл!
А я и не уходил. Я в коридоре спал. Там это самое. Ведро поганое стоит, и ночью кто-то на меня вместо в ведро. Не ты?
Я не вставал.
Значит, баба твоя. Как корова обдала. Нельзя так.
Она не корова,
Я для юмора сказал.
Ну иди.
Как выпить, то налей, а как поговорить, то иди, — обиделся Маракурин. — Сопляки твои уже во дворе шлындают. А твоя спит, не покормит их. С другой стороны, это самое. Сами найдут, если захотят.
Пусть спит, устала.
Неделин вышел из дома, чтобы вышел и Маракурин.
Младший, как и вчера, возил у крыльца грузовик. Старший чем-то стучал в глубине сада.
Яблоню рубит, — сказал Маракурин.
Почему ты думаешь?
А чего же ему ещё делать?
Иди-ка ты, знаешь…
Иду, — сказал Маракурин и упал с крыльца, потому что оказался сильно пьяным.
Неделин поднял его.
Не ушибся?
Все кости переломал, — пожаловался Маракурин, но, ощупав себя, убедился, что всё цело, и направился, путаясь ногами, к калитке.
Проводив его взглядом, Неделин пошёл в сад. Старший сын Фуфачёва сидел на земле и сбивал ржавым гвоздём две палки крест-накрест.
Доброе утро, — сказал Неделин.
Мальчишка глянул и промолчал.
И что же это мы делаем?
Крест.
И зачем?
Кошку хоронить.
Кошка, что ли, сдохла?
Нет ещё, сёдня сдохнет.
А ты откуда знаешь?
Я её палкой, она и сдохнет. Царапается, гадина.
Это нельзя. Кошек нельзя палкой. И собак нельзя. Никого вообще. Вот если бы она сама сдохла.
Ну да, дожидайся, — сварливо сказал мальчик. — Ты иди, куда шёл, не цепляйся.
Ты грубишь отцу. Нельзя.
Грубят матом. А я разве тебя на х… посылал? — удивился мальчик.
Неделин содрогнулся, — написал бы автор девятнадцатого века, но я так не напишу.
Мы лучше скворечник сделаем, — сказал Неделин. — Умеешь делать скворечники?
Не…
Вот и сделаем. А это выбрось, это гадость. Мальчик подумал и, размахнувшись, бросил крест за забор. Наверно, ему просто надоело с ним возиться.
Неделин пошел по саду-огороду, увидел, что помидорные кустики прибиты вчерашним дождём, расправил их. Дошёл до деревянного нужника и, сделав своё дело, обломком кирпича приколотил отставшую доску.
От положительного разговора с мальчиком, от добрых хозяйственных дел он пришёл в хорошее расположение духа, хотелось ещё какой-нибудь семейной заботы.
Чтобы поддержать состояние радости, он вошёл в дом и в маленькой комнатке выпил ещё немного, закусив луковицей — думая о том, что никогда вкус луковицы не казался ему таким приятным. И философски: надо жить плотно, потому что именно от ощущения неплотности и неполноты жизни происходят все беды русского народа, а может, и людей вообще. Всё в мире взаимосцепляемо, как шестерёнки в огромном часовом механизме, заведённом Божьей десницей; и если твои зубья сточены или торчат вкривь и вкось и ты вертишься вхолостую, беря Божью энергию и не отдавая её, значит, ты нарушаешь великий промысел. Нет, в самом деле, вот часы! Самый обычный будильник. Тик-так, тик-так. А ведь величайшее изобретение человеческой мысли! Да и не только часы! — столько вокруг чудесного, если присмотреться! Мы привыкли к этому, а этим можно ежемесячно гордиться.
Неделин, используя жёлтый крепкий ноготь Фуфа-чёва как отвёртку, открыл крышку и стал рассматривать внутренности будильника, радуясь и удивляясь. Что-то ещё отвинтил, потрогал, пощупал, вдруг вылетела пружина, посыпались колесики и шестерёнки.
—Чего ты тут? — вошла Лена.
Неделин смутился.
Да вот, часы решил починить.
Когда это ты в часах разбирался? — спросила Лена, глядя на рассыпанные по подоконнику де тали часов и бутылку с остатками водки.
Пустячное дело. А чего ты смотришь? Это сосед был, опохмелялся тут. Нашёл тоже пивную! А я — ни-ни.
Паразит, — сказала Лена. — Я ему поверить хотела. Кому поверить — Фуфачёву!
Вы меня не за того принимаете. Я объясню.
Марш отсюда, образина! Чтобы ноги твоей.. А я останусь с детьми и пусть хоть с милицией выселяют; мне жить негде!
Неделин обиделся.
Почему кричать? Это некультурно.
Латрыга ты последний, видеть не могу!
Лена схватила бутылку, жидкость плеснулась, как бы взывая о помощи и напоминая, что она текуча и запросто может вылиться.
Оставь, — сказал Неделин. — Там немного. До пью и в рот больше не возьму. До конца жизни.
— Обойдёшься! — сказала Лена. — Сейчас в помойное ведро вылью!
Зачем в помойное? Вонять будет! — заискивающе сказал Неделин, следя за бутылкой.
Женщина пошла из комнаты. Он — за ней. Она — в сени. Он — за ней. Женщина решительно наклонила бутылку над ведром. Неделин бросился, схватил бутылку, она не отдавала, он рвал бутылку, телом отталкивая женщину, злясь, что не понимает простейшей вещи:
он ведь не хочет напиваться, ему нужно только чуть-чуть выпить, именно столько, сколько есть в бутылке, не больше, зачем же она сама себе делает хуже и приводит его в неистовство? Они молча рвали друг у друга бутылку — без успеха. Неделин, наконец, сумел отшвырнуть женщину, она упала, заплакала.
А не надо было! — сказал Неделин. Выпил из горлышка и стал её поднимать, утешать. — Заживём хорошо и смирно. Детишки, цветы жизни. Буду работать инженером, спорим, что смогу. Ты ещё удивишься. Ты ещё не знаешь, кто я такой! Завтра же устраиваюсь инженером, а потом передаю тебя твоему суп ругу. В неприкосновенности, прошу учесть!
Здесь должна быть аннотация. Но ее не будет. Обычно аннотации пишут издательства, беззастенчиво превознося автора, или сам автор, стеснительно и косноязычно намекая на уникальность своего творения. Надоело, дорогие читатели, сами решайте, читать или нет. Без рекламы. Скажу только, что каждый может найти в этой книге что-то свое – свои истории, мысли и фантазии, свои любимые жанры плюс тот жанр, который я придумал и назвал «стослов» – потому что в тексте именно сто слов. Кто не верит, пусть посчитает слова вот здесь, их тоже сто.
Писатель и сценарист Алексей Слаповский придумал страну Бермудию давно, но только теперь решился написать о ней – для подростков, взрослых и для самого себя.В этой стране исполняются все желания! Здесь есть все, что ты захочешь! Да вот только беда: дурацкая Бермудия выполняет самые дурацкие желания. Она делает все, о чем ты только подумаешь. Жители Бермудии не могут встретиться без взаимного желания, зато они в силах воображелать себе самолет и улететь куда угодно. Нельзя только убежать, улететь, уплыть из самой Бермудии…Удастся ли братьям Вику и Нику перехитрить коварную страну и спасти ее обитателей?..
Можно сказать, что «Оно» — роман о гермафродите. И вроде так и есть. Но за образом и судьбой человека с неопределенным именем Валько — метафора времени, которым мы все в какой-то степени гермафродитированы. Понятно, что не в физиологическом смысле, а более глубоком. И «Они», и «Мы», и эта книга Слаповского, тоже названная местоимением, — о нас. При этом неожиданная — как всегда. Возможно, следующей будет книга «Она» — о любви. Или «Я» — о себе. А возможно — веселое и лиричное сочинение на сюжеты из повседневной жизни, за которое привычно ухватятся киношники или телевизионщики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из знаменитых людей нашего времени высокомерно ляпнул, что мы живем в эпоху «цивилизованной коррупции». Слаповский в своей повести «У нас убивают по вторникам» догадался об этом раньше – о том, что в нашей родной стране воруют, сажают и убивают не как попало, а организованно, упорядоченно, в порядке очереди. Цивилизованно. Но где смерть, там и любовь; об этом – истории, в которых автор рискнул высказаться от лица женщины.
События разворачиваются в вымышленном поселке, который поделен русско-украинской границей на востоке Украины, рядом с зоной боевых действий. Туда приезжает к своему брату странный человек Евгений, который говорит о себе в третьем лице и называет себя гением. Он одновременно и безумен, и мудр. Он растолковывает людям их мысли и поступки. Все растерялись в этом мире, все видят в себе именно то, что увидел Евгений. А он влюбляется в красавицу Светлану, у которой есть жених…Слаповский называет свой метод «ироническим романтизмом», это скорее – трагикомедия в прозе.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.