"Я не хочу ненавидеть Россию" - [5]

— Вы очень эмоциональный человек. А в политике это…

— Я не всегда эмоциональный человек. Я эмоциональна, когда я себе это разрешаю. Я умею быть разной. Я могу скрывать свои эмоции. Но сейчас я пытаюсь быть откровенной с людьми. Я не пытаюсь прятаться, изображать из себя что-то. Я научусь играть в эти подлые политические игры, если надо. Главное, чтобы цель оправдывала средства. Был момент, когда мне сказали в тюрьме, что я уже политик, и что скорее есть шансы выйти, чем умереть. И тут я поняла, что и сидеть тошно, и выйти страшно. Я понимала, что попаду во что-то такое. Я понимала, что легко не будет.

— Как вы ощущаете себя в Раде после тюрьмы?

— Нигде не может быть хуже, чем в тюрьме. Я иногда оборачиваюсь на зал [Рады] и вижу, как они смотрят на меня… Одна девушка-психолог сказала мне, что в суде я была словно волчица на травле волков, которых загоняют под флажки. А во взгляде: «Сама умру, но и вас, как можно больше, заберу с собой». Я в Раду зашла, обернулась и увидела, как на меня смотрят, и подумалось: «Ну да, те же флажки…» Морально ситуация в какой-то степени схожая. Когда политика была чистой? Она как колбаса. Лучше никогда не знать, что там внутри.

— Вы с Юлией Тимошенко разные люди. И если говорить о принципиальной позиции… Ну, вы поняли.

— Я не исключаю, что в какой-то момент моя позиция будет очень принципиальная и возникнет красная черта. Что касается какого-то рубежа, то да, я скажу, что мнения разошлись. Пока мнения не разошлись. Я учусь что-то делать в партии. Я не знаю, что такое партия и как это работает. Я знаю, как это бывает в армии, в военном коллективе. Я сейчас учу, что такое партия. Это коллективная работа. Это поддержка. Если я что-то не понимаю, мне готовы помочь. Я не говорю, что, возможно, меня при объяснении не обманут, но я проверю еще раз… Если у меня нет своего юриста, партия может помочь. Если образовывать свою партию, это значит искать инвестиции, чтобы кто-то поверил, вложил и был уверен, что я правильно воспользуюсь этими деньгами, что не украду, не куплю себе дачу, «Лексус» и все остальное. Я так хочу, чтобы что-то у нас здесь получилось без меня и без моей партии. Но если не получится, то так же, как я готова стать президентом, я готова делать и партию.

— Мне кажется, что вы для Юлии более интересны, чем Юлия для вас.

— Тоже вариант. (Смеется.) Тоже вариант.

— Нет ощущения, что вас как-то используют? Понятно, что для нее это очень хорошо, что вы с ней.

— Слушайте. Ну вот попробуйте меня как-то использовать. Меня очень часто об этом спрашивают.

— То, что мы здесь с вами встречаемся, в штабе «Батькивщины», — это уже позиция.

— Я не пытаюсь сознательно закрывать глаза на то, что у меня есть враги и что я не готова всегда получить нож в спину. У меня быстрая реакция на всякие выпады. Но если я буду подозревать, специально настраивать себя на это, я ничего не смогу делать в том направлении, в котором я должна действовать. Пока на меня не давят. Пользуются мной или не пользуются? Ну, пусть пользуются. Они помогли вытащить меня из тюрьмы. По крайней мере, они платили адвокатам, я даже не знаю сколько. Я все-таки за что-то им благодарна. Они помогали маме, сестре. Перелеты очень дорогие. У нас таких денег не было. В чем-то я должна быть им благодарна, и я готова отработать эти деньги. Или, по крайней мере, если нужно, проехать по округам и сказать, что партия «Батькивщина» выдвигает такого-то кандидата, которого я увижу, поговорю с ним пять минут и поверю в него, я скажу, что да, никто не святой, но этот человек неплохой. Давайте будем работать. Если я вижу, что этот человек мне не нравится, я скажу, что не буду брать ответственность. На меня в этом плане не давят. Я достаточно проблемная, в смысле, можно ли меня использовать. В армии каждый командир, к которому я попадала в подразделение, всегда говорил: «Мне бы роту таких Надюх, это была бы замена батальона». У меня колоссальная скорость обучения, обучаемость, отдача. Но проходило месяца три — полгода, и этот же командир говорил: «Заберите ее. Она неуправляемая, непредсказуемая и……..». Вот и подумайте, подарок я или не подарок. Пусть пользуются, пока могут. Мне не жалко. Пока мне кажется, они больше за меня разгребают.

— Вам не кажется после двух лет под постоянным наблюдением в тюрьме, что сегодня лупа, в которую за вами наблюдают, еще больше размером и калибром?

— Из-за того, что два года я была под этим наблюдением, я научилась, простите, даже попу не чухать. Я не пыталась там ходить как по подиуму, но я научилась обманывать камеры, знать, когда за мной следят, когда нет. Раньше мама говорила мне: «Бог за тобой смотрит». А сейчас за мной смотрят все. В большую, большую лупу. Я уже попала однажды в плен. Теперь я стала умнее. Секретная операция не может быть секретной, если о ней все время говорить. Я все вижу, я все слышу, я думаю. Я не забываю.

— Вы чувствуете угрозу?

— Я чувствую, что угроза есть всегда. Сегодня я не имею права так легкомысленно относиться к своей жизни, потому что моя жизнь, как мне говорят, уже мне не принадлежит. Если она окажется бестолковой и неполезной для людей, то на фиг тогда люди вообще поддерживали меня и на фиг я вот это все пережила?