Я не ангел - [35]

Я, конечно, постаралась не показать, как мне это обидно, у нас есть договоренность никогда не ложиться спать, не помирившись.

Ну что скажешь? Я права? Я все правильно понимаю?

Или не права? Я дура, клуша, живу в прошлом веке в зеленых очках?

Это гадость? Или шанс?

Напиши скорей, ладно? Если некогда, просто напиши «да» или «нет».

Заранее спасибо за ответ.

Обнимаю тебя.

Дура Эмма.

5 мая. О чем думала Эмма, сидя рядом с отцом и держа его за руку

Папа, я знаю, знаю, что ничего не было! Если бы было, я бы уже убила его и себя. Что, мне нельзя так говорить? Твоя девочка не может так говорить? Так чувствовать?.. Но, папа, как это могло случиться с нами? С Глебом? Со мной? Неужели мы – как все?! Я всегда думала, что у нас великая любовь, а мы – как все?

Ты ведь не будешь хуже к нему относиться, если я подумаю об этом рядом с тобой?

Хорошо, как скажешь, давай по порядку. Ты всегда учил меня рассуждать логически. Как будто это задача: что дано, что нужно сделать, потом решение и ответ. Дано: мой муж встречается с другой женщиной.

Глеб говорит, что они с Беатой обсуждают дела, что Беата помогает ему освоиться в фирме. Но, папа, ты будешь презирать меня, тебе даже не представить, что может делать твоя гордая девочка. Когда он приходит домой, а теперь он всегда приходит поздно, я подхожу к нему, чтобы поцеловать, я целую его, а на самом деле хочу узнать, не пахнет ли от него духами. Во мне, папа, поселился дракон и ест меня изнутри.

Конечно, на мой вопрос, что между ними, он отвечает «ничего». Как просто быть упрямым, нелогичным! Просто сказать «ничего». На вопрос, есть ли у него к Беате хоть какое-то чувство, он отвечает «конечно, она мне нравится». Дальше я долго и бессмысленно пытаю его, «что значит “нравится”, как женщина или как человек», мне стыдно за это занудство, но я ничего не могу с собой поделать. Он не понимает, что я хочу услышать. Я хочу услышать «ты единственная», но он не говорит.

Я спрашиваю, есть ли между ними сексуальные отношения, он отвечает «нет». Как же мы дошли до того, что вообще говорим об этом?! Папа, мне кажется, что я вдруг оказалась на другой планете, ведь за десять лет любви и доверия были невозможны даже такие мысли, не то что спросить, есть ли у него сексуальные отношения с другой женщиной!

Может быть, мне не надо было с ним говорить? Что не сказано, того как будто нет. Но ведь он мне лгал! Я не хотела, я не ловила его на лжи, но поймала… Записка, которую я нашла…

Я не искала, не обыскивала его карманы, мне бы и в голову не пришло, ты же знаешь, папа, никогда! Просто – все так просто! – я подняла с пола его джинсы, и из кармана выпала записка, я прочитала, чтобы узнать, выбросить или отдать ему, между нами никогда не было секретов… В записке было: «Вспомни, что ты мне говорил, и повтори вслух и про себя. Целую, Беата». Возможно, я полная дура, но я и тут ничего не заподозрила, просто удивилась. Отдала Глебу записку, он скомкал записку и сказал, что это записка секретарши со списком дел на завтра. Он солгал мне! Я могла бы промолчать, последить за ним, ну, что там еще делают жены… но я же доверяла ему, как будто мы один человек, мне даже в голову не пришло, что это что-то… ну, понимаешь, про измену. Я улыбнулась: «Там же написано “целую”». Глеб сказал: «Это секретарша шутит, она всем так пишет». Он солгал мне еще раз.

Я спросила: «Почему ты солгал, есть ли у тебя к Беате какие-то чувства, есть ли секс», он ответил: «Нет». Но откуда мне знать, что это правда? Почему он солгал?.. У него нет объяснения, у меня нет и у тебя тоже нет.

Папа, как стыдно говорить об этом. Я закричала: «Ты лжешь, это записка от Беаты!» Глеб сказал, что он встречается с ней «по делам», она помогает ему освоиться в фирме.

Знаешь, сколько раз он встречался с ней «по делам» за три недели, что работает в этой фирме? Он сказал мне: «Не знаю, тридцать, может быть, больше».

Тридцать! Тридцать встреч, о которых я не знала! Тридцать раз он не нашел времени сказать мне, что они виделись! Знаешь, сколько раз я сказала Глебу: «Беата во всем разбирается, а я нет, но почему ты мне не говорил, что вы встречались?!» Пошлость этого разговора – вот самое оскорбительное. Не для меня оскорбительное, а для нашей любви.

Вот смотри, папа, главное, отчего мне больно: я всегда думала, что у других бывают измены, сложные периоды брака, подъемы и спады, а у нас нет, наша любовь особенная, он – это я, а я – это он, на всю жизнь, как небо, как воздух. Ты понимаешь, папа? А оказалось, что мы – как все: «я ему прискучила», или «сейчас ему нужна другая женщина», или «все мужчины полигамны», или «всякое бывает». Я думала, что с нами такого не может быть… Ты скажешь, папа, – это ведь ты думала. Ты скажешь – какие глупости ты говоришь, моя умная девочка. Ты скажешь – так говорят себе все, ты как все. Ты скажешь – моя девочка идеалистка, перфекционистка, придумала себе идеальную любовь, моя бедная девочка.

Что ты говоришь, папа? Что ты любишь меня? Что только ты любишь меня так, что это твоя любовь ко мне – как небо, как воздух? Что все остальные могут выбросить меня на свалку, предать? Я люблю Глеба раз и навсегда, и я думала, что Глеб любит меня так же! Что ты говоришь, папа? Что ведь это