Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - [41]

Шрифт
Интервал

— Пусть Лиз пока поживет с тобой. Объясним ей что-нибудь.

— Нет. Только правду. Ты уходишь, потому что хочешь жить по-иному.

— Хорошо. Пусть так. Я буду брать ее на уик-энд. Обещаю никоим образом не настраивать дочь против тебя. Надеюсь, ты не слишком урежешь сразу мои расходы и не заставишь срочно браться за любую работу. Иждивенкой я не буду. Я пойду работать. Обещай не интересоваться моими знакомствами. Для своего же блага. И послед нее — возможно, я пойму, что не могу без тебя. Поэтому я пока не подам на развод.

Он удивленно воззрился на жену. Всерьез? Или это спектакль?

— О, Прис! Благодарю за снисхождение. Но последнее я не очень приемлю. Я вовсе не хочу быть женатым холостяком. А уж ждать такой милости, как возвращение… Нет. Я для этого не создан. Не рассчитывай на меня. Да и тебе стоит решить, хочешь ли ты снова выйти замуж.

— Вот как? Ты печешься о моем счастье? — Недоуменная обида от столь спокойного поведения мужа явственно читалась на ее хорошеньком лице. И, не удержавшись от укола, она спросила:

— Ты хоть знаешь, кому меня отдаешь?

Нельзя было проронить ни звука, если Джон хотел узнать, кого Прис предпочла ему. Просто равнодушно пожал плечами.

— Да, Майк! Майк!!! Ты ведь догадывался. И знай — это с ним я чувствую себя, как за каменной стеной. С ним хочу начать новую жизнь. Нет, замуж за него я не выйду. Он просто помог мне обрести себя, стать личностью.

Все сдвинулось со своих мест, но не мог же он показать перед ней свою слабость. Никак не отреагировав на откровения жены, Джон подвел черту:

— Хватит истерики. Разводом я займусь, когда у меня будет время на это.

В день отъезда жены он даже не вышел попрощаться. Лиз, проводив мать, пришла к нему.

— Папочка, мы ведь поедем на Побережье? Мама будет ждать.

— Да, мой крольчонок. Только прости нас, но тебе придется быть то с ней, то со мной.

Лиз по-старушечьи вздохнула и тихо сказала:

— Я знаю. Мама говорила.

Она подошла к отцу, и тот усадил ее на колени, прижался щекой к ее пушистым волосам. Что можно сказать? Ничего. И оба молчали.

Ребята тоже жались по углам, не решаясь показаться на глаза. Даже Лиз как-то спросила:

— Папочка, а Чарли уже никогда не будет слушать со мной пластинки? Страшно сделалось от этого «никогда», но, не подав вида, он спросил:

— Почему, крольчонок?

— А почему он не приходит?

— Вот ты сама его и спроси. Позвони и попроси зайти.

Чарли пришел не один. Ребята поняли — опять наступили перемены. Король с инфантой были им рады. И, вопреки случившемуся, в тот вечер всем было хорошо. Лиз сидела на коленях отца, слушая воспоминания его друзей, и была взволнована так, что, несмотря на позднее время, сна не было у нее ни в одном глазу. Наконец, усталость все-таки взяла свое, и головка Лиз припала к плечу отца. Он бережно отнес ее в спальню.

Вернувшись к ребятам, с порога выложил:

— Все, мужики. Я снова холостяк. С той только разницей, что у меня дочь. Надеюсь, мы по-прежнему будем вместе…

— Да ладно тебе реверансы-то делать, — заговорил Рэд. — У нас тоже не сахар. Сам знаешь: Джо с женой разошелся, я и Пат живем отдельно. У Лама и Чарли сроду семьи не было.

— Господи, я виноват и перед вами.

— Чушь порешь. Не в этом дело. Знаешь же отлично — мы все дышали смолоду одним воздухом. Нам сам черт не брат. Мы даже с родными готовы расстаться. Ты тоже. Ведь не покончишь же ты с собой из-за ухода Прис? Ну, вот. А Лиз будет с тобой.

— Ребята, я хочу задать вам один вопрос. Вы знали — с кем она и что происходит? — Смущенное молчание повисло в комнате. Лам и Чарли сидели, опустив головы. Джо начал что-то мямлить. И снова вступил Рэд:

— Знали. Все знали. И что она с Майком. Думаешь, я не знал, где она, когда ты велел ее найти? А как-то однажды, когда ты забыл сумку с шарфом и сувенирами для фэнов, и я примчался за ней домой, у ворот стояла машина Майка, в которой сидели они оба. Только чужая семейная жизнь — темный лес. Мы бы ни за что не стали вмешиваться. Но, коль скоро она сама тебе все сказала, я готов выполнить любое твое приказание.

— Какое, Рэд?

— Хочешь, он исчезнет? Навсегда?

— Господи помилуй, ты заигрался в мафию, дружище. Ни за что! Я не хочу ни единого волоса с его головенки. Просто я еще раз начинаю сначала. И хочу, чтобы вы были со мной.

— Когда собираться, босс? — тут же и подвел черту Рэд.

— Завтра. А теперь — спать! Простившись с ребятами, Джон вернулся в гостиную выключить свет и увидел стоявшего у стола Чарли.

— Случилось что, Ча?

— Босс, я был так уверен в Прис, так уважал Майка. Я и тебе об этом говорил. Погано мне. Может быть, Рэд и прав?..

— Чарли, — строго прервал Джон, — никогда, слышишь, никогда не смей даже думать так. Да, я раздавлен. Оплеван. Но я сам в этом виноват. Не надо было жениться.

С тех пор Джон ни с кем больше не заговаривал о своей жизни. Молчали и ребята. Лиз всю неделю проводила с ним. Она прекрасно чувствовала, когда у отца есть время. Никогда не досаждала ему. Такое стремительное взросление пугало его. Но малышка так была весела в обществе отца, что оставалось надеяться — ребенок не стал обостренно чувствительным.

Тем не менее он не знал свою дочь до конца. В день развода, почти полтора года спустя после их с Прис расставания, Лиз за завтраком была тиха.


Рекомендуем почитать
Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.