Я, Минос, царь Крита - [9]

   — Разве с тех пор, как ты у меня, я хоть раз давал тебе почувствовать, что ты несвободна?

   — Минос, — взволнованно ответила она, — я ещё молода и полна страстных желаний. Ты долго не смотрел в мою сторону, не удостаивал даже взглядом. Это может повториться, если твоё сердце завоюет другая женщина. Мне страшно, потому что царь, даже если становится старым, ещё молод. А рабыня становится старой в тот момент, когда её сердце наполняется печалью.

   — Спроси женщин, — сказал я тихо, — они расскажут тебе о Гайе. Я многим обязан ей, даже собственной жизнью. Она пожертвовала своей жизнью ради меня. Ни мне, ни тебе не сделало бы чести, если бы я сразу, только потому, что ты понравилась мне, принялся бы таращиться на тебя.

   — Так кто же я тогда? — удручённо спросила она после некоторого молчания.

   — Ты — жизнь и любовь. Ты напоминаешь мне египетскую богиню. Ты — Исида, великая мать плодородия.

   — Минос! — благодарно прошептала она.

На следующий день явился торговец, который принёс отцу вазы, кружки и миски с Крита. Он сообщил, что там тоже сильное землетрясение и разрушительные бури. Самые большие опустошения они вызвали на северном побережье острова.

Спустя несколько часов мне позволили принять участие в совещании, проходившем в тронном зале дворца в Афинах. Радамант и Сарпедон должны были оставаться в тени и наблюдать за происходящим издали, поскольку они были ещё недостойны выступать в официальной роли.

Прибыли мои дядья из Микен и Тиринфа, а также властители Фив, Пилоса, Спарты и Юлкоса.

Когда вечером слуга собрался доставить меня в поместье, где я жил и воспитывался, снова явился торговец с Крита и вручил отцу в качестве подарка чудесную чашу. В знак признательности отец кивнул и провёл по росписи кончиками пальцев, и торговец с гордостью заметил:

   — Это Крит.

   — Тебе знаком и Кносс? — спросил отец.

Мужчина улыбнулся:

   — Я живу там.

   — Расскажи мне, — приказал отец, взглянув при этом на меня так, словно давал мне какое-то поручение. Глаза его горели, поэтому я почти с благоговением ловил каждое слово критянина.

   — Могу я позволить себе сравнивать, царь? — почтительно спросил тот.

Отец кивнул.

   — В наших домах, как и в ваших, главную роль играет внутренний дворик. Масло у нас, как и у вас, служит не только для питания, но и для освещения и для умащивания тела. Торговцы живут чаще всего в портовых городах. Не будь у моего отца собственности в Кноссе, я бы определённо поселился в Амнисе, поскольку там стоит на якоре моё судно. Уже сотни лет мы заходим на своих парусниках почти во все страны, расположенные у Средиземного моря, и доставляем туда посуду, кожу, слоновую кость, вино, масло и мёд. Особенно высоко ценится повсюду наша керамическая посуда — она красива и изящна по форме. Два раза в год я отправляюсь в Египет, везу туда зерно, фиги и другие продукты, ароматические и лечебные травы, пряности и конечно же рабов. — Он вопросительно поднял глаза и любезно добавил: — Твои Афины, царь, — большой город на материке, но самый древний город, который нам известен, всё же, по-видимому, Кносс.

Теперь отец смотрел на торговца почти скептически.

   — Предания гласят, — напомнил он, — что самыми крупными и самыми древними городами являются Иерихон и Ниневия. В Уре, говорят, находятся гробницы знаменитых царей. Утверждают, будто в Финикии, в Угарите, существует школа писцов, там было придумано искусство письма. Есть ещё Хаттусас — столица хеттов, а ты хвастаешься здесь Кноссом? — Помолчав, он насмешливо продолжал: — Ты говоришь про город Кносс, а там только дворец Астерия, царя Крита?

Торговец учтиво кивнул, с трудом скрывая улыбку:

   — Ты совершенно прав, царь: в Двуречье существуют города, которые пользуются некоторой известностью. — Он задумался, после чего взглянул на меня, словно я мог чем-то помочь ему. — Крит располагается на полпути между Афинами и Египтом. Для нас это не расстояние. Верно, центр Кносса — дворец царя. Его воздвигли на холме, и он окружён виноградниками и оливковыми рощами, но не только вокруг него высятся дома чиновников и работников, которые не живут во дворце. Центром дворца служит просторный внутренний двор, а вокруг него возвышается бесчисленное количество залов, комнат и комнаток, коридоров и лестниц. Все эти постройки занимают огромное пространство, а иные дома достигают трёх-четырёх этажей. Один этот дворец, царь, — добавил он небрежно, почти высокомерно, — больше многих городов, которые ты только что перечислил.

   — А насколько велик вал, который защищает его? — спросил отец.

Торговец расплылся в улыбке:

   — Нам не требуется никаких стен, никакой защиты. Что толку врагам завоёвывать город с дворцом? Ведь они получают несравненно больше, если не угрожают ему, потому что, если бы не власть царя, не было бы из года в год всех тех товаров, которые мы поставляем во все самые отдалённые уголки, где в них нуждаются.

Отец погрузился в размышления об услышанном, а торговец продолжал свои восхваления:

   — Царь такой же господин, такой же властитель, как ты здесь. За счёт своих связей с другими странами он обеспечивает нас сырьём и пищей, в которых мы нуждаемся. На Крите имеются запасы превосходной глины, которая дала толчок расцвету нашего гончарного искусства. Однако руки, которые изготавливают изящные вазы, блюда и кружки, расписывают их, обеспечивая тем самым превосходный сбыт, представляют собой собственность царя. Ему принадлежат мастерские литейщиков, каменотёсов, резчиков по дереву, а также мастерские, где изготавливают изделия из кожи и металлов. Разрушив Кносс, завоеватель погубит и искусство его ремесленников. А какой прок от мёртвого горшечника? Даже мёртвый раб ни на что не годен. Так что нам нет нужды в оборонительных стенах, — добавил он запальчиво. — А если бы и нашёлся враг, стремящийся нанести ущерб нашему Криту, то наш флот встретил бы его ещё в море и уничтожил.