Я, Менгск - [96]

Валериан как можно плотней запахнул толстую куртку, и отрегулировал защитные очки, перед тем как приступить к спуску по склону из осыпающегося щебня, ведущему к колоссальному входу в пещеру. Юноша уже бывал в этой пещере, и теперь, замерев среди ее мерцающих стен — сочетания природы и высоких технологий, снова ощутил глубокое чувство единения с прошлым.

Осознание того, что этот комплекс создали давным-давно неведомые мастера, по неведомым людям технологиям, будоражило воображение — это же доказательство того, что жизнь в галактике существовала задолго до появления человечества. Множество загадок все еще могли храниться в недрах величественного строения, и Валериан мечтал о возможности проникнуть в суть древних этих тайн ради знаний и ради плодов, которые они принесут.

Валериан остановился, чтобы несколько минут насладиться одиночеством. Юноша непроизвольно улыбнулся, когда осознал, что за всю свою жизнь, только сейчас он по-настоящему остался один Он был единственным человеческим существом на этой космической глыбе, и это ощущение опьяняло.

Новость о прибытии отца на «Орбитальный-235» выбила Валериана из колеи. Он стал угрюмым и раздражительным, из-за чего не только не мог сконцентрироваться на исследованиях, но даже заслужил упрек от матери, чего практически никогда не бывало.

Единственное место, где Валериан чувствовал себя спокойно, находилось на поверхности Луны Ван Остина. Наедине со своими мыслями и руинами неведомой расы инопланетных строителей. Что привело их сюда и что случилось с ними? Валериан не сомневался, что будь у него достаточно времени, он смог бы разгадать эти загадки.

Время. Все опять упиралось во время.

Времени он и, особенно, его мать, не имели.

Валериану удалось убедить Чарльза Виттье, что он вполне может путешествовать на поверхность Луны Ван Остина без эскорта. Взяв один из двух челноков «орбитального», Валериан направился к устью самой большой ветки каньонов, где и приземлился.

На нем были просторные брюки карго[55], и тяжелая непромокаемая куртка. За спиной висел рюкзак, со средствами связи и геодезическим оборудованием, едой и водой; в наплечной кобуре покоился дробовик, а у правого бедра висел любимый меч. Валериан стремился к одиночеству, но собирался бродить по инопланетным руинам, без минимальных мер предосторожности.

Спуск по скалистому каньону в целом проходил благополучно, лишь из-за нехватки воздуха было трудно дышать. Чтобы не сбиться с темпа, Валериану пришлось надеть кислородную маску, соединенную трубкой с небольшим баллоном.

Шквал пыли взвился над землей, и Валериан посмотрел вверх в поисках причины. Высоко над головой он увидел огни второго посадочного модуля «орбитального», маневрирующего с целью зайти на посадку в устье каньона. Юноша выругался и, послав к черту нежданного гостя, хотел двигаться дальше, но затем отбросил эту мысль.

Посадочный модуль аккуратно приземлился. Через несколько мгновений открылся боковой люк, и в мир сумерек Луны Ван Остина шагнула высокая фигура.

Валериан немедленно узнал ее, и его сердце забилось чаще.

Даже с такого расстояния, величественный образ того человека ни с кем нельзя было спутать.

Его отец.

Арктур Менгск спустился по трапу и пошел навстречу сыну. Валериан увидел, что отец одет аналогично ему, — сверхпрочная рабочая одежда и крепкие сапоги; за плечами рюкзак. Двигался Менгск-старший с невозмутимой уверенностью человека, привыкшего контролировать ситуацию.

Пока отец приближался, Валериан изучал его. Волосы Арктура все еще оставались темными, но на висках и в бороде появились первые признаки седины. Арктуру было всего тридцать пять, но неутихающая война против Конфедерации, очевидно, преждевременно состарила его, хотя у него все еще была впечатляющая, гордая фигура.

Казалось, его отца нисколько не напрягал такой пустяк, как разреженность атмосферы — двигаясь по пересеченной местности, Менгск-старший поддерживал неплохой темп.

Арктур помахал сыну и, вопреки себе, Валериан помахал в ответ.

Мать когда-то говорила ему, что люди часто меняли свое мнение, для того чтобы понравиться его отцу. Но из каких побуждений, они почему-то затруднялись внятно объяснить. У Валериана мелькнула мысль, — а что если он тоже подвергся этому влиянию, искажающему реальность?

Арктур вскочил на упавший кусок скалы и глубоко вдохнул разреженный воздух.

— Бодрит, не так ли? — сказал он.

Валериан убрал кислородную маску.

— И это все? Это твое приветствие после восьми лет?

— А ты, верно, сердишься? — спросил Арктур с лёгким сарказмом, он сделал паузу и сел на гладкий валун. — Естественная реакция, я полагаю. Тебе нужно поругать меня некоторое время прежде, чем мы поговорим как мужчины? От этого не будет пользы, но если ты чувствуешь, что должен, тогда давай.

Валериан почувствовал, как вспышка гнева, которую он планировал испустить, угасает в груди, и негодующий ответ на кончике языка умирает не родившись.

— Верно — сказал он. — Я мог с таким же успехом сердиться на эти камни.

— Слова, сказанные в гневе, только сотрясают воздух, Валериан. Они редко ранят, так какой в них смысл? Нет слов более разрушительных, чем те, которые полностью продуманы.