Я, Менгск - [78]

Он улыбнулся, а затем блаженное неведение пробуждения сменилось холодными и тяжёлыми воспоминаниями о событиях предыдущей ночи, возвращая всё на круги своя.

Жюлиана.

Валериан.

Его сын…

Легкая истома пробуждения прошла, когда он сел на кровати и огляделся. Обшитая деревом комната была обставлена шикарной мебелью, на окне висели тяжелые занавески. Различная аппаратура идеально вписывалась в интерьер, не бросаясь в глаза. Обстановка комнаты полностью соответствовала Умоджанскому стилю, и лоскут пыльно-оранжевого неба за окном, только подтверждал это.

Арктур свесил ноги с постели. Его желание вернуться в уют тёплых одеял моментально испарилось, когда он вспомнил с какой целью его вызывал Айлин Пастер. По крайней мере, теперь он понимал причину его холодности при встрече.

Быстро, но без суеты, Арктур вымылся в акустическом душе, по качеству и изящности дизайна не уступавшему брендам Старых Семей и, даже, превосходившего их. При этом вся техника отличалась собственным стилем — даже в быту Умоджанцы стремились поддерживать самобытность культуры. Прием душа оказался недолгим и, к его удивлению весьма эффективным. Под действием вибрации застарелый пот и омертвевшая кожа отшелушивались от тела, открывая под собой новый и чистый слой кожи.

Он побрился такой же эффективной акустической бритвой и расчесал волосы. Затем надел темно-серый костюм и ботинки по колено высотой. Костюм был почищен и выглажен, ботинки отполированы до зеркального блеска. Слуги Айлина Пастера идеально справлялись со своими обязанностями.

— Помирать, так с музыкой, — сказал он вслух и вышел из комнаты. Пройдя немного по отделанному мрамором коридору, Арктур достиг холла, в котором уже побывал прошлой ночью, по приезду. Дверь в гостиную была открыта, и он мог слышать голоса, доносившиеся оттуда. Один из них принадлежал Айлину Пастеру, и Арктур решил войти в комнату.

Разумеется, посол Умоджи сидел в том же кресле, которое занимала его дочь накануне. Он беседовал с одним из служащих, который просматривал заметки на личной консоли.

Пастер, его лицо в своей беспристрастности напоминало непроницаемую маску, посмотрел на входящего Арктура.

— Доброе утро, Айлин, — сказал Арктур.

— Воистину, — ответил Айлин, — Хорошо спалось?

— Даже не представляете, насколько, — сказал Арктур, — В течение года мне приходилось спать на голых камнях, в походных койках, так что уснуть я могу практически где угодно; но здесь мне определенно было намного удобнее, благодарю вас.

— Голоден?

— Безумно, — сказал Арктур.

Пастер кивнул слуге, и тот с поклоном удалился из комнаты, закрыв за собой дверь.

— А где Жюлиана? — спросил Арктур.

— На улице, с Валерианом. Наверняка копаются в саду.

— У вас что, нет садовников?

Айлин улыбнулся, хотя в его улыбке не чувствовалось никакого тепла.

— Есть, но я не это имел в виду. Валериан прирожденный археолог, обожает копаться в земле. Почти как один молодой человек, как мне помнится.

— Возможно, он унаследовал это от меня, — сказал Арктур.

— Склонен полагать, что так оно и есть.

— Похоже, вас это огорчает.

— Нет, меня огорчает тот факт, что ты пропустил большую часть его жизни. Те годы, когда росла Жюлиана, были самими счастливыми в моей жизни. А ты уже никогда не познаешь этой простой радости.

— Это не моя вина, Айлин, — заметил Арктур, — Я даже не знал о его существовании.

— А что изменилось бы, если знал?

— Честно? Не знаю. Я не слепой, и вижу свои ошибки, причём такие как эта. Но я сказал, что останусь на какое-то время, чтобы лучше узнать мальчика. И я хочу, чтобы у него было всё самое лучшее.

— Мы сможем обеспечить его, — сказал Пастер, — Я богатый человек, Арктур.

— Я знаю. Но Валериан мой сын, и я буду его обеспечивать. Я не хочу быть кому-то обязанным, Айлин, и я не нуждаюсь в подачках. Даже если месторождение, которое я нашел, стоит лишь малую часть от того, на какую сумму указывают мои расчеты, то мне больше никогда не придется беспокоиться о деньгах. И Валериану тоже.

— Ну что ж, хорошо, — сказал Айлин, — Я рад это слышать.

Нотки еле сдерживаемого гнева в его голосе не ускользнули от Арктура.

— Только не надо считать меня виновным в том, что меня не было здесь. Жюлиана никогда не говорила мне о Валериане, — сказал он.

— Я не знаю, говорила она тебе об этом или нет, но факт остается фактом, тебя здесь не было. Ты не видел, как она воспитывала Валериана одна! Ты не слышал ее ночных рыданий! Ты пропустил все, что касается отцовства! Глядя на тебя, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не пожалеть тебя за всё упущенное тобой.

— Не надо жалеть меня, Айлин, — сказал Арктур, — Мне не нужна ваша жалость.

— Ладно. Не жалею, а сожалею. Жюлиана должна была позволить тебе быть рядом с ней, но она не сделала этого. И не потому, что она никогда не говорила тебе о Валериане. Это случилось потому, что ты оттолкнул её в погоне за собственными мечтами. Мы никогда не узнаем наверняка, что было бы, если бы Жюлиана рассказала тебе всё раньше, однако, подозреваю, ты бы отвернулся от неё и от ребенка. Или я ошибаюсь?

— Скорей всего, нет — признал Арктур, — Но сейчас-то я здесь, не так ли?

— Да, и это — единственная причина, почему я до сих пор вежлив с тобой. Я знаю тебя, Арктур Менгск. Ты — эгоист, которого ничего не заботит кроме себя самого. Думаю, что ты можешь быть очень опасным человеком, но ты отец моего внука, и я хочу дать тебе еще один шанс, чтобы окончательно не разочароваться в тебе.