Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива - [3]

Ходили к ним редко в гости, это было большое событие каждый раз. Чаще приходила тетя Анюта с подарками. Жизнь наших братьев и сестер была нам недоступна.

Вскоре отец ушел с завода, работал где-то приказчиком, часто разъезжал. Как он, бедняга, старался вывести нас из бедности, но ничего у него не получалось. Богатых родственников матери он не любил. С нами, детьми, особенно со мной, был очень нежен, ласков. Когда бывал дома, играл с нами, никогда не наказывал, хотя мы все были большие озорники.

По-прежнему очень любил маму, просто молился на нее. Утром в самые голодные годы вставал раньше всех, ставил самовар, подавал ей чай в постель, а нам варил галушки из отрубей. Полную большую грязную кастрюлю – и мы всегда ее всю съедали.

После революции положение наше не улучшилось.

А в Луганске, больше двух лет, каждую неделю власти менялись. Долго были немцы, они заняли у нас одну комнату, а во дворе, в сарае, держали лошадей. Днем мы часто забирались в сарай и крали у лошадей “макуху”, иногда забирались в комнату, чего-то подбирали, удивлялись их вещам, белью. Однажды забрались на подоконник и играли с ружьем, а оно выстрелило, пуля прошла над самыми лицами, моим и Леньки, и застряла в потолке. Мы очень испугались, я плакала. Больше мы к ним в комнату не приходили.

После немцев недолгое время были красные; в это время в городе сразу объявились три племянника мамы – три красных командира: Марк, Абраша и Исак Вольпе. Все они в 1918 году были уже коммунистами.

Никогда не забуду, как однажды ночью, когда в городе были махновцы, в дверь тихонько постучали – это пришел Марк; он был обросший, грязный и шепотом попросил поесть и спрятать его. Он прожил у нас несколько дней, а потом исчез. Также несколько раз после этого мы прятали в погребе Исака и Абрашу. Мама их всех очень любила, Марк вырос у нас, так как родители их (мамин старший брат и его жена) умерли рано. Рано началась их рабочая и революционная жизнь. Самому старшему из них, Исаку, в это время было 24 года, Марку – 23, Абраше – 18.

Абраша был в 1920 году расстрелян деникинцами.

За два года власти у нас менялись часто, город без конца переходил из рук в руки, кроме немцев в нем побывали деникинцы, махновцы, петлюровцы, даже банда какой-то Маруськи.

Когда начинались бои за город, мы забирались всей семьей в сарай и сидели там, только неугомонный Ленька не выдерживал и часто для разведки выбирался на крышу. Однажды он зазевался, упал с крыши и сломал себе ногу, которая болела потом всю жизнь.

К концу 1919 года мы погибали от голода. А тут появилось сообщение, что желающие могут возвратиться в Литву.

Отец куда-то бегал, потом мы сели в какой-то вагон и поехали на родину в Литву.

Наша поездка за границу продолжалась несколько месяцев. Поезд большей частью стоял, изредка ехал. За это время мы проели последние запасы. На остановках отец куда-то бегал, что-то доставал и иногда приносил поесть. В поезде было так холодно, что однажды у мамы примерзли волосы к стене вагона: помню, как папа их осторожно отрезал. В Смоленске, куда мы наконец приехали, отец с Ленькой пошел на базар, продали наши последние вещи, и здесь у Леонида украли его заграничный паспорт.

Добрались до границы. Пропускают папу, маму, меня и Тольку, а Леонида не пускают. Боже мой, какое отчаянье, сколько слез. Ничего не помогло.

И мы едем обратно в Россию. Доехали до Витебска, дальше нету сил ехать. Заболели мама, я, Толька, еле держатся отец и “виновник” всего – Леонид. Сошли с поезда, почему-то пошли в синагогу, в которой было еще много таких же, как мы. И мы остались в Витебске.

Там мы прожили с 1920 до 1925 года. Жили несколько месяцев в синагоге, какие-то благотворители помогали не умереть с голоду. Потом отец устроился на работу, получили жилье в большом, населенном евреями доме, в подвале. Мама кое-как хозяйничала, большей частью болела. Мы, все дети, пошли в школу.

Витебск

Из тетради воспоминаний Аси Ужет:

Моя школа № 1 была на Замковой улице. Когда я первый раз пришла в 1-й класс, Таня Раппопорт посадила меня с собой на первую парту и стала моей самой лучшей подругой. Таня, в отличие от меня, жила в очень красивой, богатой квартире, отец ее – в прошлом фабрикант – сумел пристроиться к советской власти. Семья была большая, шумная, дети подрастали и уезжали в Москву, в Ленинград – учиться. Мы очень дружили с Таней, часто я приходила к ним и всегда уходила сытая.

Дома было очень плохо. И я все время проводила в школе.

Из учителей помню Маргариту Петровну, добрую, смешную, Льва Давыдовича – учителя математики, незабвенного Алексея Николаевича Калитина (русский язык, литература) и Анатолия Васильевича Богданова.

Часто после уроков мы тушили в классе свет, усаживались в уголке, рассказывали разные истории, фантазировали о будущей жизни, делились самым сокровенным. Забывали о голоде. Да, в классе учились в пальто, чернила замерзали.

В 5-м классе обнаружилось, что мы все влюблены в нашего учителя литературы и директора Алексея Николаевича. Сочинили песню и на мотив “Доли” тихо ее пели. До сих пор помню слова:

Где, Алеша, ты, Алеша,