Я — легионер, или Восемь лет в европейском футболе - [10]

Самосознание — великое достояние великого клуба. Его игроки выглядят не так, как остальные, не только на поле, но и тогда, когда меняют форму на цивильный костюм. А источник этого самосознания — уважение к себе, которое игрок чувствует в своем клубе. Только тот, кого уважают, может выиграть что-нибудь серьезное. За границей это понимают и стараются показать каждому футболисту, насколько он важен для клуба.

В мире есть лишь одна категория игроков, не вписывающихся в эту модель, — бразильцы. Они, лучшие футболисты на планете, внешним видом нисколько не напоминают настоящих профессионалов. Дружной гурьбой, с песнями и шутками вываливаясь из автобуса, «кудесники мяча» похожи скорее на какой-то народный ансамбль, нежели на высокооплачиваемых специалистов, чье мастерство известно всему миру. Даже строгие костюмы не в силах придать бразильцу солидности: с первого взгляда вы поймете, как ему неуютно в этой одежде, как сковывает его пиджак, как душит галстук.

Из каждого правила должно быть исключение. Бразильцы и есть то самое исключение в мире профессионального спорта. Они исключительны с самого рождения, ибо рождаются футболистами, а не становятся ими. В любой другой стране мальчишка влюбляется в футбол, приходит в него, осваивается в нем и принимает его правила и условия. Но для бразильца все иначе: он рождается в футболе и живет в нем всю жизнь. Идя по улице, мы не задумываемся над каждым шагом, а во время обеда не следим за тем, чтобы не промахнуться, поднося вилку ко рту. Эти движения для нас естественны, они происходят сами собой. Точно так же сама собой протекает жизнь бразильца в футболе. Играет ли он в заштатной команде у себя на родине, переходит ли в большой клуб, переезжает ли в Европу, становится ли чемпионом мира, — мне почему-то кажется, что все эти внешние перемены нисколько не меняют его поведения, не трогают душу, раз и навсегда отданную футболу. Наверное, для вас, как и для меня, стало неожиданностью то, что многие великие бразильские игроки — например, Гарринча, — заканчивали свою жизнь в нищете и безвестности. Но, как ни странно, в этих печальных фактах мне даже видится какая-то логика: бразилец, вероятно, не думает в первую очередь о том, как обогатиться за счет футбола, как добиться благополучия благодаря своему имени и своим достижениям.

Такими же естественными мне кажутся и постоянно появляющиеся сообщения о том, как «чудят» современные бразильские звезды: один режим нарушит, другой поссорится с тренером или президентом клуба, третий пошлет всех куда подальше и уедет на родину отдохнуть посреди сезона, четвертый из отпуска опоздает на недельку-другую, пятый еще что-нибудь подобное выкинет. Да уж, не очень-то похожи они на настоящих профессионалов.

Зато нигде и никогда я не видел, чтобы на скамейке запасных так болели во время матча, так радовались и переживали за своих товарищей, то падая на колени, то прыгая выше головы, молясь и закрывая лицо руками в напряженные моменты. Вспомните, как бразильцы выходят на поле, взявшись за руки, как стоят, обнявшись, перед началом игры, и вы согласитесь со мной: они не играют в футбол, они живут им.

Повторю: бразильцы — исключение в футбольном мире. Они могут позволить себе не соблюдать правила, диктуемые кодексом профессионализма. Но только они! Остальные же — немцы и итальянцы, англичане и русские — должны вести себя иначе. В противном случае им не следует рассчитывать на успех.

В разговорах о профессиональном футболе мы часто говорим: «Там умеют делать звезд», обычно понимая под этим шумиху, которую поднимают вокруг того или иного спортсмена средства массовой информации. Но на самом деле «звезд» (здесь и далее я буду употреблять это слово в кавычках, чтобы мы не забывали об условности этого понятия) из игроков делают не только журналисты, но и их собственные клубы.

Был ли я «звездой» в России? Пожалуй, нет. Довольно давно, еще перед отъездом в Италию, я дал одной газете интервью, смысл которого сводился к тому, что в России быть «звездой» невозможно. Ибо «звезда» — это в первую очередь сильная личность, а чувствовать себя сильной личностью наш футболист, по большому счету, не может. Надеюсь, из рассуждений, изложенных выше, вы поняли, почему я так считаю. В советском футболе я, хочется верить, был не последним игроком: выступал за «Спартак», за сборную, с которой попал в Италию на чемпионат мира 1990 года, сумел привлечь внимание пусть и небольшого, но все-таки итальянского клуба. В общем, кое-что из себя представлял. Но «звездой» все-таки не был — по крайней мере, сам себя «звездой» не считал.

Пожалуй, ближе всего к состоянию «звезды» я был после первого года в Италии, когда меня назвали лучшим иностранцем в Серии А. В «Фодже» я по-настоящему раскрылся, и это привело к тому, что через год меня за огромные деньги купил «Интер». А если бы я, допустим, не поехал в 91-м в «Фоджу» и еще один сезон отыграл в «Спартаке» — захотел бы тогда «Интер» купить меня? Едва ли. В «Спартаке» я бы не смог добиться такого прогресса.

Почему же добился в «Фодже», почему так вырос за год? Для меня ответ очевиден: прежде всего потому, что приобрел необычайную уверенность в себе и своих силах, что почувствовал себя личностью, человеком, который делает дело необычайной важности, и каждая мелочь вокруг подчинена тому, чтобы я делал это дело лучше. И конечно, неотъемлемая часть этого роста были талант, трудолюбие, удача.