Я, которой не было - [54]
И вот мы в седьмой раз собрались отметить Вальборг. Пер и Анна только что переехали в старый таунхаус в Тэбю, где была и столовая, и камин, и узловатая вишня под кухонным окном. Мы неуверенно озирались, пока вешали одежду в передней и ставили в рядок свою уличную обувь. Мы привыкли к домам под снос и комнатам в общежитии, и здесь чувствовали себя несколько неловко. И не сразу поэтому решились шагнуть в гостиную, а все толпились у зеркала, пихаясь и хихикая, словно школьники. Посреди гостиной стоял Пер в новом костюме дипломата и покачивался на каблуках, а из кухни, где невидимая покуда Анна гремела посудой, доносился слабый запах чеснока. Сиссела первая решила, что пора кончать хихикать. И, схватив свой букетик из трех гвоздик, шагнула в гостиную. В то же мгновение из кухни, переваливаясь, вышла Анна. Она напоминала куклу с круглым животом, изумленно хлопающую большими темными глазами.
— Видели? — сказала она и повернулась в профиль, сложив руки под животом. — Толстенная, да? А еще больше месяца осталось!
Сверкер первый положил ладонь ей на живот — сложил горстью и аккуратно провел по мягкому велюру просторного Анниного платья, прежде чем поспешно отпрянуть. Потом то же движение повторила Сиссела. А я шагнула назад и обнаружила, что стою рядом с незнакомой девушкой. Я не сразу вспомнила, что это Анника. Та, что была с Торстеном последние годы, но действительным членом Бильярдного клуба.
«Будущее» не считалась. Она слабо улыбнулась мне, но я не ответила на улыбку. Мне и раньше она не нравилась, не понравилась и теперь, я вообще не понимала, как Торстен может выносить ее присутствие. Такая ломака, что даже говорить по-человечески не может — все свои реплики либо шепчет, либо пищит. Феерическая дура. Дура в квадрате.
А меня тогда залучил Фредрик, рыжий редактор из «Экспрессен». Я сама толком не понимаю, зачем мы с ним спутались. Позже пришлось себе признаться, что он мне не особенно-то и нравился, и я ему, пожалуй, тоже. Мы переспали несколько раз, но мои руки до него словно бы не дотягивались, всегда лаская воздух в нескольких миллиметрах от его тела. А он, плотно притиснувшись ко мне, прижимался губами к моим губам, обнимал за плечи и тяжело сопел мне в шею. Но мое тело сопротивлялось помимо моей воли, мышцы напрягались, словно сами по себе, и голова сама отворачивалась в сторону. А потом мы лежали молча и неподвижно, не в силах говорить о том, что произошло, и так же не в силах потянуться друг к дружке снова. Когда он позвонил и сказал, что, пожалуй, лучше нам больше не встречаться, меня словно свежей водой окатило. Ну наконец-то.
Наверное, у Торстена с Анникой было то же самое. Выглядело все именно так — по крайней мере, с его стороны. Его руки так же зависли в воздухе, когда она прижалась к нему, притиснувшись щекой к его рубашке, лоб чуть сморщился, а сам он продолжал разговор с Магнусом. Она постояла, ища взглядом зрителей, но нашла только меня, остальные были заняты разговором и осмотром гостиной. Я в ответ подняла бокал и улыбнулась Аннике, и она тут же отлипла от Торстена и отвернулась. Тогда я улыбнулась еще шире и сделала большой глоток белого вина.
Рядом со Сверкером в тот день стояла длинноногая блондинка, чье имя все еще оставалось тайной. Сиссела вдруг развернулась и уставилась на нее. Блондинка дернулась, словно усилием воли заставляла себя выдержать этот взгляд. Я снова улыбнулась, подняв бокал, — уже Сисселе. Бильярдный клуб «Будущее» — на страже своих рубежей!
Анна приготовила coq au vin,[35] и мы уселись в столовой за темным, сороковых годов, столом, за который Анна извинялась, виновато улыбаясь, — пока они не могут себе позволить новую обстановку и приходится пользоваться старой родительской мебелью. Но ничего. Через несколько месяцев Пер заступает на свой первый пост — секретаря посольства, а в Лиссабоне у них будет полностью обставленный дом. Фантастика, правда? Сама она думает остаться в Стокгольме, пока малышу не исполнится полгода, но потом снимет таунхаус еще на полгода, потому что это только их pied-a-terre[36] в Швеции на будущее и…
В дверь позвонили. Пер поднялся и пошел открывать. Когда вернулся, лицо у него было серьезное.
— МэриМари, — сказал он. — Там пастор хочет с тобой поговорить. И полицейский.
Найти меня никогда не составляло труда. Я приходила в редакцию за полчаса до начала рабочего дня, чтобы получить самые интересные материалы, и не уходила, не оставив координат — где меня можно застать вечером или на выходные. Я и так уже была на хорошем счету, но этого казалось мало. Хотелось стать лучшей. Это превратилось в самоцель, я должна сделаться лучше всех, чтобы не чувствовать, что я — хуже всех. Вот почему им удалось меня найти.
Моя правая рука комкала салфетку, а левая разглаживала, потом я несколько мгновений просидела неподвижно, пока правая рука не выпустила наконец эту белую тряпку. Я ничего не думала, не чувствовала, не боялась. Я была только телом, медленно встающим из-за стола.
