Я изменю свою судьбу или месть – блюдо, которое подается холодным - [31]

– Что вы! Она ведь все свои сбережения пустила на восстановление монастыря, просто её очень уважают и ее просьбы считают богоугодным делом. Самые важные люди нашего города прислушиваются к ней и помогают. Она ведь святая, живёт только для людей, а о себе даже не думает, поэтому мы сами о ней заботимся.

– Понимаете, я не могу вам сказать, по какому я вопросу. Просто скажите, что Людмила хочет её увидеть по очень важному вопросу.

– Хорошо я попробую, а вы пройдите в келью для посещений и подождите там.

Монахиня проводила Люду в келью и ушла. Женщина присела, ноги не держали её, сейчас бы закурить, но здесь нельзя. Надо же маменька как развернулась, интересно, откуда она взяла деньги? Да, Вера Ивановна не страдала от разлуки с любимой дочерью, может тем, что она помогала людям, она хотела загладить свою вину перед ней? Кто знает?

Женщина встала и нервно зашагала по келье, три шага вперёд, три назад. Выйдет ли мама? Поймёт, что это она? Или нет? Может она уже похоронила её? Послышались торопливые шаги. Люда замерла, комкая в руках косынку, которую она сдёрнула с головы. Открылась дверь и вошла величественная женщина со строгим лицом, в которой Люда с трудом узнала свою мать. Вера Ивановна остановилась и пошатнулась:

– Господи, Люда, я уже не чаяла тебя увидеть, почему ты здесь? Тебя, что выпустили?

– Я вижу мама, ты мне не очень рада. Как же так? Святая матушка, которая всех любит и всем помогает, забыла, что у неё есть дочь?

Матушка как-то съёжилась и тихо ответила:

– Я не могла простить убийцу.

– Как же так? Ведь церковь учит прощать всех, которые раскаялись в содеянном преступлении.

– Ты хочешь сказать, что ты раскаялась?

– Мне не в чем раскаиваться, я не убивала.

– Я не верю, слишком много было улик против тебя.

– Я расскажу тебе сейчас всё, и ты уже решай сама, виновата я или нет.

Разговор длился несколько часов, но мать и дочь, казалось, забыли о времени. Когда Люда закончила, Вера Ивановна прошептала:

– Девочка моя, что же ты раньше не сказала, когда дело зашло так далеко, мы бы что-нибудь придумали.

– Я не хотела огорчать вас, думала, сама разберусь. Да что теперь говорить, после драки кулаками не машут, – сказала Люда. – Мама, почему ты ничего не говоришь о Насте? Где она?

– Уберечь я хотела её, да ничего не вышло. Она ещё красивей тебя выросла, боюсь, беда будет. Хотела я из неё монашку сделать, да куда там. В мир она рвалась и отпустила я её. – Вера Ивановна повесила голову. – Понимаешь, я боялась привязаться к ней, и она даже не знала, что я её бабушка. Господь совсем мне глаза застил, кроме него, ничего не хотела видеть. А Настенька очень талантлива, у неё прекрасный голос, она пела в церковном хоре.

– А где же она сейчас?

– Я даже не знаю, как выписали её с больницы, ушла сразу. Говорила, там познакомилась с девочкой, и будет пока жить у неё.

– Что за девочка?

– Не спросила я. Она обещала звонить, я ведь ей, когда она лежала в больнице, всё рассказала и записку твою отдала. Глаза у неё такие были, боюсь, как бы чего не натворила девица. Она ведь совсем несмышлёная, жизни не знает, запросто, куда-нибудь вляпается, надо найти её. Характер у неё упрямый и волевой, в отличие от тебя.

– А почему Настя в больнице лежала?

– Я это виновата, перегрузила её молениями всенощными, и ноги она повредила, – смущённо ответила матушка.

– То есть, как повредила? Поранила что-ли?

– На коленях ведь молилась, и колени распухли, кровь перестала циркулировать нормально. Но всё обошлось.

Людмила покачала головой, ну мама, со своей верой, чуть ребёнка не угробила.

– Ладно, я буду искать её.

– Люда, а где ты жить будешь? Квартиру я продала, я ведь тебе могу предложить только монастырь.

– Спасибо матушка, – Люда поклонилась. – Я уже двадцать два года пробыла в изоляции. Теперь я буду жить на полную катушку! И наслаждаться жизнью! Не волнуйся мама, я не пропаду. Ты бы лучше, деньгами мне помогла. Галина своё дело открывает, я хочу в долю к ней войти. Поверь, как только прибыль пойдёт, я всё верну тебе. Жить, я тоже буду пока у неё, пойми неудобно мне на шее у неё сидеть.

Вера Ивановна задумалась:

– Я ничего не обещаю, своих денег у меня нет, я и Насте-то дала совсем немного. Но я попробую что-нибудь сделать. Виновата я перед тобой, доченька, не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь. Жестоко я с тобой поступила.

– Ладно, мама, кто старое помянет, тому глаз вон. Будем жить дальше. Я, пожалуй, пойду, вот номер Галин, звони.

И Люда, попрощавшись, вышла. Вера Ивановна с болью в сердце, посмотрела ей вслед. Её Людочка, которую, она так любила, даже не обняла, не поцеловала её, совсем чужая. Она горько вздохнула, что поделаешь, теперь надо налаживать отношения, и постараться загладить свою вину. Ведь Люда, так настрадалась, но время лечит, отойдёт, она ведь всегда была доброй девочкой.

Люда шла, не видя перед собой дороги, вот и состоялась долгожданная встреча, и что она принесла, кроме боли и разочарования? Они разговаривали как чужие люди, подруга и та встретила её более эмоционально, а родная мать, как будто и не обрадовалась вовсе. «А что ты хотела?» – тут же одёрнула себя Люда. Двадцать с хвостиком лет, верить, что её дочь гулящая девка, да ещё и убийца, а теперь узнать, что она невиновна…