Я из огненной деревни… - [145]

Экспедиции в целом назывались у них иначе, обычно не по названию отдельной деревни или местности, а вот так издевательски «поэтично»: «Фрюлингсфест» — Весенний праздник; «Зумпффибер» — Болотная лихорадка; «Зумлфблюте» — Болотный цветок; «Нордполь» — Северный полюс; «Эрнтефест» — Праздник урожая; «Щтерненлауф» — Звездный путь, «Шнеехазе» — Заяц-беляк; «Фен» — Альпийский ветер; «Винтерцаубер» — Зимние чары; «Вальдвинтер» — Лесная зима, «Кугельблитц» _ Шаровая молния; «Цауберфлёте» — Волшебная флейта; «Майгевиттер» — Майская гроза; «Цыгойнербарон» — Цыганский барон; «Фрайшутц» — Вольный стрелок и т. д.

Однако убийство Краспицы, или Борок, или Брицаловичей, как и каждой из Хатыней, было обычно отдельной операцией — с особенной задачей и отчетом о поведении жертв и самих палачей, о просчетах или «тактических находках», «открытиях».

В одной и той же местности специальные команды редко убивали деревни одинаково: если одних собирают, сгоняют в гумно или в сарай под видом «собрания», «проверки документов», то в соседних деревнях уже ходят из хаты в хату и убивают на месте. С учетом опыта, для обогащения опыта…

В границах общей «задачи» был полный простор для садистских импровизаций. Прикажут людям помолиться (Доры Воложинского района) и сожгут их. И еще вот так наиздеваются…

Юлиан Рудович.

«…Сказали всем идти в церковь, помолиться богу, и нас отпустят домой. В церкви немец подошел ко мне:

— Отдай киндер матке, а сам — вэк!

Взял за воротник и выбросил во двор. И всех, кто из с детьми, — выходи! И кто оставит ребенка, в церкве оставит — может выходить. Пущали, пущали, кто оставит… Но не каждая ж мать может так сделать. Ну, мы не оставила, не оставила… Не знаю… Но кто-то должен в живых остаться, если так, правда или нет? Если так, кто-то должен остаться! А моя не захотела, осталась с маленьким. Немцы церковь подожгли, мы все, которые во дворе, слышим, как люди там летают. Из пулеметов всех перерезали — огонь только…»

Или бросят старую, немощную женщину в колодец (Погуляпка Речицкого района), а на нее — имущество домашнее, колеса, бревна…

И снова пишут «отчет» — победный, торжественный, с сознанием, что выполняют «миссию». А как же, они не просто убийцы, они служат идее, «великой Германии», «фюреру», рискуют получить пулю от партизан, сражаясь за «новый порядок».

А сверху идут поощрения, награды, одни палачи ставятся в пример другим.

Особенно прилежным, способным к такому занятию, оказался Оскар Дирлевангер — его Гитлер отметил чипами и всякими «крестами», какие только были: от «золотого» до «рыцарского».

Вот «вехи» его биографии, очень типичные: 1932 г. — вступает в нацистскую партию; 1934 г. — за преступления: «разврат с лицами моложе четырнадцати лет» — два года тюрьмы. После приобретения соответствующего карательского опыта в Испании и в Польше он появляется в Белоруссии с такой аттестацией: прошел подготовку, которая перекрывает судимость за «браконьерство». Так именовали высшие чины, до самого Гиммлера включительно, с усмешкой взаимопонимания, эсэсовские забавы «с лицами моложе четырнадцати лет»… В приказе, с которым Дирлевангер приехал из Люблина в Белоруссию, сказано было, что он «равный среди нас». «Равный» сразу начинает расти, делать карьеру — уже на крови детей и женщин белорусских. Склонность к «браконьерству» остается. Кавалер золотого, рыцарского и пр. крестов любил поучать своих молодчиков: я, мол, не против того, чтобы вы спали с русскими девками, однако после этого ты должен застрелить ее…

Более ста двадцати тысяч — столько людей убили, сожгли заживо «рыцари» дирлевангеровской банды в Белоруссии. Борки Кировские, Збышин, Красница, Студенка, Копацевичи, Пузичи, Маковье, Брицаловичи, Великая Гарожа, Городец, Доры, Иканы, Заглинное, Великие Прусы, Переходы… Сто пятьдесят населенных пунктов сожгла вместе с людьми команда Дирлевангера только в Могилевской и Минской областях. Немало и в других, особенно в Витебской и Гомельской.

Этот убийца не только писал отчеты, но и лично ездил в столицу «третьего рейха» и привозил оттуда награды, приказы об укрупнении его бригады, радостную уверенность садиста-палача, что главные убийцы знают о нем, надеются на его старательность.

Расхваливая в своих приказах Дирлевангера, начальство писало о том, что он «подает пример радости участия…» в массовых убийствах людей. «Радости» — и не менее! Вот чего хотели, чего требовали от убийц-исполнителей те, кто планировали уничтожить тридцать миллионов славян. Для начала — тридцать…

В Нюрнберге, на процессе военных преступников, произошел такой диалог между судом и одним из соучастников тех дел, хорошо знающим тайные планы и цели фашистской верхушки, — с Бах-Зелевским, начальником штаба боевых частей по борьбе с партизанами при рейхсфюрере СС.

«И. В. Покровский, советский обвинитель: Знаете ли вы что-нибудь о существовании особой бригады, которая была сформирована из контрабандистов, закоренелых воров и выпущенных на волю арестантов?

Бах-Зелевский: В конце 1941 г., начале 1942 г. для борьбы с партизанами в тыловой группе „Центр“ был выделен батальон под командованием Дирлевангера. Эта бригада Дирлевангера состояла в основном из преступников, которые имели судимость, официально из так называемых воров, но при этом они были настоящими уголовными преступниками, которых осудили за воровство со взломом, убийства и т. д.